Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелочные, подлые твари. И Итемпас такой же.
— Сразу после окончания бала Камень Земли отправят через центральную дворцовую шахту в церемониальный зал. Он находится в шпиле над зимним садом.
— Ага. Я слышала, как ты предупреждал об этом слуг. Еще на прошлой неделе.
Теврил смущенно покрутил в пальцах планшет:
— Да. Считается, что если находишься рядом недолго, ничего не случится, но… — Он пожал плечами. — Это вещь, которая принадлежит богам. Лучше держаться от нее подальше.
Я не сумела сдержать смех:
— О да!
Теврил странно посмотрел на меня, на губах заиграла неуверенная улыбка:
— Ты выглядишь… довольной.
Я пожала плечами:
— Я не склонна к самоедству. Что сделано, то сделано.
Этой фразе меня научил Нахадот.
Теврил беспокойно поежился и нервным жестом отвел с лица разлетевшиеся от ветра пряди волос.
— Мне… сказали, что на перевале, ведущем из Менчей в Дарр, собирается армия.
Я сцепила пальцы и долго смотрела на них. Во мне все кричало, кричало в голос, но я не давала этому крику выплеснуться. Симина все продумала. Если я не выберу ее, она — без сомнения — оставила для Гемида исчерпывающие инструкции. Никого не щадить. Гемид, конечно, мог напасть и начать убивать направо и налево и после освобождения Энефадэ, но я рассчитывала на то, что людям во время очередной Войны богов быстро станет не до битв. Сиэй пообещал, что в начавшейся мясорубке Дарр не пострадает. Но я не очень-то доверяла этому обещанию. И все же это лучше, чем ничего.
Я в сотый раз подумала — а не пойти ли за помощью к Реладу. И в сотый раз отвергла эту мысль. Люди Симины уже выступили, она приставила нож к горлу Дарра. Если я во время церемонии изберу Релада — сумеет ли он вмешаться до того, как этот нож нанесет смертельную рану? Нет, я не доверю будущее своего народа человеку, которого даже уважать не могу.
Только боги способны мне помочь.
— Релад не выходит из своих комнат, — проговорил Теврил — видно, думал о том же, что и я. — Никого не принимает, не впускает. Даже слуг не впускает. Один Отец Небесный знает, что он там ест — или пьет. Чистокровные заключают пари на то, что он перед балом покончит жизнь самоубийством.
— Ну да, на что же еще тут можно биться об заклад, все остальное и так предельно ясно…
Теврил покосился на меня — похоже, решал, стоит ли рассказывать дальше.
— Еще ставят на то, что ты покончишь с собой.
Я расхохоталась, ветер ударил в лицо.
— И что же? Много ставят? Как думаешь, мне позволят сделать ставку?
Теврил повернулся и очень внимательно посмотрел на меня.
— Йейнэ… Если ты… — Тут он замолк и отвернулся.
Голос его прервался, и он не смог выговорить то, что хотел.
Я взяла его за руку и держала, пока он стоял с опущенной головой и пытался взять себя в руки. Он возглавлял здешних слуг. Он их защищал. Он не мог позволить себе растечься слезами, потому что почувствовал бы себя слабаком. Мужчины так щепетильны в таких вопросах…
А потом он сделал глубокий вдох. И высоким ломким голосом произнес:
— Желаешь ли ты, чтобы я сопроводил тебя на завтрашний бал?
Когда то же самое сказал Вирейн, я не ощутила ничего, кроме ненависти. А Теврила полюбила еще больше.
— Нет, Теврил, спасибо. Мне не нужен сопровождающий.
— Возможно, тебе будет полегче. Все-таки когда рядом друг…
— Возможно. Но я не хочу просить моих друзей о такой услуге.
— Ты не должна просить. Это я тебе предлагаю…
Я положила голову ему на плечо:
— Теврил, не беспокойся. Со мной все будет хорошо.
Он долго смотрел на меня, потом медленно-медленно покачал головой:
— Хорошо, говоришь? Ах, Йейнэ… Мне тебя будет не хватать.
— Ты должен уехать отсюда, Теврил. Найти женщину, которая бы о тебе заботилась и одевала в золото и шелка.
Теврил вытаращился на меня — а потом расхохотался. На этот раз от сердца и искренне:
— Женщину? Уж не даррскую ли?
— Ты что, с ума сошел? Ни в коем случае! Ты же видел, какие мы! Найди кенийку. Может, эти маленькие симпатичные пятнышки на тебе размножатся по-настоящему!
— Симпатичные пятнышки? Да как ты можешь называть мои великолепные веснушки пятнышками, о дочь варварского народа!
— Веснушки так веснушки.
Я подняла его ладонь, поцеловала и отпустила.
— Прощай, друг.
Он все еще смеялся. А я повернулась и вышла с балкона.
* * *
Но?.. Что — но?
Но мне хотелось сделать кое-что еще.
* * *
Поговорив с Теврилом, я поняла, что нужно предпринять. И отправилась на поиски Вирейна.
После разговора с Нахадотом я никак не могла решить — поговорить с негодяем начистоту или нет. Потому что теперь-то я полагала, что именно Вирейн, а не Декарта, убил мою мать. Но я пока не понимала, зачем он это сделал. Если любил, зачем убивать? И почему именно сейчас, через двадцать лет после того, как она разбила ему сердце? Я хотела знать ответы на эти вопросы. Во всяком случае, часть меня точно желала этого.
А вот другая часть меня совершенно не интересовалась причинами его действий. Эта часть меня жаждала крови, и я знала — стоит прислушаться к этому голосу, и я наделаю кучу глупостей. Крови прольется достаточно — и очень скоро. Потому что очень скоро я сполна отомщу Арамери, развязав жуткую и страшную Войну богов — вторую по счету. Арамери захлебнутся в крови — чего мне еще надо? Но дело в том, что я-то этого не увижу. А мы, смертные, очень себялюбивые существа.
Поэтому я пошла искать Вирейна.
Он не откликнулся на стук. Я стояла перед дверью в его лабораторию и мучительно размышляла, что теперь делать. Входить? Не входить? Но тут из комнаты донесся приглушенный, тихий звук.
В Небе на дверях нет запоров. Чистокровных и так никто не побеспокоит — слишком высокий у них ранг и слишком серьезны политические последствия такого поступка. Так что только те, кому не грозит немедленное возмездие, осмеливаются нарушать покой чистокровного Арамери. Поскольку мне предстояло умереть менее чем через день, возмездия я не опасалась — кто меня тронет? Поэтому я чуть-чуть приоткрыла дверь и заглянула.
Сначала я даже не увидела Вирейна. Вот высокий стол, за которым мне рисовали сигилу. Пустой. Остальные столы тоже пусты — как странно. И животных в клетках нет — ни одного. А вот это совсем странно. И только потом я разглядела Вирейна — он стоял неподвижно, его белые одежды и белые волосы сливались с безжизненным, белоснежным пространством опустошенной лаборатории.