Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, не единственный.
Если мои расчеты верны, есть одна возможная теория, которую, похоже, никто из них не рассматривал. Но для того, чтобы эта версия сработала, мне нужно сначала подтвердить несколько вещей.
— Не уверена, что это поможет… — Глин замялась.
— Поможет, — я отказываюсь от пива, затем встаю и ерошу ее волосы. — Спасибо, маленькая принцесса.
Она смотрит на меня с приоткрытым ртом, потом кивает и растягивает губы в улыбке.
— Конечно.
Я направляюсь к своей комнате.
— Не стесняйся общаться с королем драмы, Реми или Креем, если они где-то здесь. Я ухожу.
— Я попрошу девочек присоединиться ко мне, — бросает Глин в ответ, и я слышу ее шаги, удаляющиеся из комнаты.
Другие шаги, однако, приближаются ко мне. Я снимаю рубашку и бросаю ее в корзину для белья, а затем смотрю на брата.
Брэн прислонился к дверному косяку, скрестив руки и лодыжки. В его глазах светится редкий блеск и едва уловимое самодовольство.
— Что?
— Ты только что впервые в жизни поблагодарил Глин.
— Не говори глупостей. Я, наверное, и раньше ее благодарил, — я нажимаю на кнопку гардероба и смотрю, как передо мной разворачиваются мои чистые, выглаженные рубашки.
— Нет, не благодарил. Ты слишком самолюбив, чтобы благодарить других или даже видеть их заслуги.
— Единственные люди, чьи заслуги я отказываюсь отмечать даже взглядом — это некомпетентные глупцы. Глин не принадлежит к этому бесконечному списку.
— Потому что она разделяет твои гены?
— Именно, — я выхватываю белоснежную рубашку. — А еще она никогда не была глупой. На мой вкус, она просто слишком зациклена на эмоциях, но, как ты мне постоянно напоминаешь, не все созданы из той же гениальной глины, из которой сделаны ты и я.
— Ты… думаешь, что мы с тобой одинаковые?
— Мы однояйцевые близнецы, Брэн.
— Не в мышлении.
— Не на сто процентов, нет, — я надеваю рубашку и начинаю ее застегивать, глядя на него с наклоненной головой. — Но ты что-то подавляешь, и пока ты это делаешь, мы не слишком далеко ушли в сокрытии наших секретов, не так ли?
В его глазах появляется мрачный взгляд, и если бы я не торопился, то исследовал бы его более внимательно.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты никогда не поймешь, Брэн, — я хватаю его за плечо и сжимаю, когда собираюсь уходить. — Никогда не поймешь.
Он ловит мою руку.
— Куда ты идешь?
— Не волнуйся. Я не собираюсь разжигать новую войну, разве что в шахматы.
— Ты действительно собираешься просто поиграть в шахматы?
— Знаю, правда? Я стал слишком скучным для своего собственного блага.
Он бросает на меня недоверчивый взгляд, но отпускает.
— Помни, Лэн. Если ты снова скатишься к своим манипуляциям и хаосу, ничего не получится.
— Да, мам, — я шуточно салютую и награждаюсь хихиканьем Брэна.
Выходя из особняка, я отправляю своему кузену Илаю сообщение.
Лэндон: Помнишь обмен услугами, о котором мы когда-то говорили?
Илай: Готов опуститься на колени, как маленькая сучка?
Лэндон: Только если ты превратишься в меньшую сучку быстрее, чем мое высочество.
Илай: Твоя самонадеянность однажды приведет тебя к смерти.
Лэндон: Не тогда, когда твоя самонадеянность жива и процветает. А теперь, как бы я ни любил говорить всякую чушь, мне кое-что нужно.
Илай: Вопрос в том, нужно ли тебе это настолько, чтобы потерять свой козырь?
Лэндон: Да.
Илай: Приготовься проиграть гонку за звание лучшего внука Кинга.
Я игнорирую его. Илай думает, что у меня только один козырь, но после того, как я получу желаемое, он поймет, что Лэндона Кинга не сдвинуть с пьедестала даже руками другого Кинга.
Отправив ему инструкции о возможных доказательствах, которые могут сделать мою теорию реальностью, я еду в шахматный клуб.
Я не жду, что Мия там появится, ведь она специально попросила меня не донимать ее, но попытаться не помешает.
Да. К сожалению, я настолько бесповоротно зациклился на маленькой музе, что живу одной лишь надеждой на то, что смогу ее увидеть.
Отчаянно? Абсо-блять-лютно.
Я паркую свой McLaren напротив входа и выхожу из машины, но тут меня встречает самая жалкая погода, какую только может предложить Англия. Ветер бьет меня по лицу, и я закрываю глаза, чтобы уберечься от его натиска. Когда открываю их, то вижу не кого иного, как Мию, выходящую из своей машины.
Мои губы растягиваются в широкой улыбке.
Несмотря на ее периодическое нежелание, она тоже не может насытиться мной, и ее лицо светится всякий раз, когда мы встречаемся. Именно поэтому я догадывался, что она будет здесь…
Когда она приближается ко мне, ее черное тюлевое платье разлетается, а ленты развеваются на ветру. Она медленно останавливается передо мной, ее глаза совсем не те.
Я скрещиваю руки, сохраняя улыбку — только теперь она гораздо более фальшивая.
— Я думал, мы не должны были встречаться, поскольку ты, видимо, до смерти боишься, что все члены твоей семьи узнают о нас. Передумала?
— Это и мой клуб, насколько я знаю, — показала она и задрала подбородок.
— И ты знала, что я приду. Значит ли это, что ты скучаешь по мне?
— В твоих мечтах.
— Я буду считать, что ты не против, если Николай и остальные узнают о нашем очень тайном и очень интимном свидании.
Ее щеки пылают, а в глазах вспыхивает ярость, более неправильная, чем ванильный секс.
— Это неважно, поскольку мне это надоело, и я могу в любую секунду отправить тебя на тот свет. Более того, я сделаю это прямо сейчас.
— Я разочарован, — я издаю драматический вздох. — Ты приложила столько усилий, чтобы притвориться кем-то другим, так что по крайней мере ты должна быть более утонченной в этом, Майя.
Она вздрагивает, но вместо того, чтобы попытаться продолжить шараду, цокает языком и говорит:
— Что меня выдало? Мало ленточек? Недостаточно быстрый язык жестов?
— Ни то, ни другое. Ты могла бы довести внешний вид до совершенства, но все равно не смогла бы меня обмануть. Твои глаза совершенно неправильные и крайне отвратительные.
— Иди нахуй, придурок.
— Нет, спасибо. Мне больше нравится твоя сестра.
Она положила руку на бедро.
— Из всех людей, которые могли бы заслужить твое ненормальное внимание, почему это должна была быть именно она?
Потому что она заставляет меня увидеть те стороны меня, о существовании которых я раньше и не подозревал.
Но я не говорю об этом Майе, поскольку ничем ей не обязан,