Спектакли продолжались долго. «В большинстве театров занавес поднимали в 19 или 19.30. Начинали с одноактного фарса или оперетты, за которым где-то часов в 8 вечера показывали основное представление. Если оно не было очень длинным, то играли второй фарс. Обычно в театре имелся буфет».[638] Когда в театре «Лицеум» выступала известная звезда мюзик-холла мадам Вестрис, публику пустили в театр в 18.30, представление началось в 19 часов, и было обещано, «что закончится оно не ранее 23.30». Места в бельэтаже стоили 5 шиллингов, в ложах — 4, в партере — 2, а на галерке 1 шиллинг.[639] Я не нашла упоминаний о том, что является бедствием современных театров, а именно, о большой очереди в антрактах в дамский туалет.

Существовали мюзик-холлы, где за 6 пенсов вы могли пить и курить, глядя на акробатов, слушая отрывки из опер либо чернокожих исполнителей негритянских песен, на которых была мода.[640] В 1804 году в театре «Сэдлерс-Уэллс» огромный резервуар под сценой длиной 90 футов заполнялся водой с Нью-Ривер-Хед. В 1823 году здесь появились механизмы, позволявшие быстро поднимать сцену и декорации к потолку, что давало возможность без перерыва показывать «водные представления».[641] Те, кто хотел выразить свои артистические склонности, могли посещать «Альберт-салун» на Тотхил-стрит, к востоку от станции Виктории, где не было заранее составленной программы, а потому публика могла заказывать свои любимые номера — нечто вроде современного караоке. Существовали и богемные места, такие как «Грот гармонии», известный также как «Эванс», в Ковент-Гардене — «погребок, где распевали непристойные песенки, там собирались члены парламента, университетская профессура и светские щеголи с Роттен-Роу [в Гайд-парке], чтобы насладиться обстановкой распущенности. Скабрезности вызывали взрывы хохота, головы выпивших лишнее представителей знатных семейств стукались об столы с пустыми стаканами, нестройный хор голосов, используя жаргонные словечки, требовал налить еще».[642] Судьи и присяжные более других отличались вульгарностью.

Так писал в 1842 году один из представителей аристократии.[643] (В ту пору слушание бракоразводных дел в судах было открытым, огласке предавались отвратительные подробности, которые потом в грубой форме обыгрывались в ходе подобного шутовского судебного заседания.)

Самым известным мюзик-холлом была «Альгамбра». Большое здание на четыре-пять тысяч зрителей, построенное в мавританском стиле и дополненное минаретами, располагалось на восточной стороне Лестер-сквер (теперь здесь кинотеатр «Одеон»). В 1854 году в нем открылся Королевский паноптикум науки и искусства, но ожидаемого наплыва посетителей не случилось, и потому его закрыли, а с 1858 года здесь начал работать цирк. Была сооружена прекрасная арена для демонстрации мастерства выездки лошадей. После того, как королева Виктория с семьей побывала на представлении с участием «Коня-красавца Черного Орла», успех заведению был обеспечен. В 1860 году здесь открылся мюзик-холл. «Альгамбра» была приспособлена для танцев, музыки и великолепных сценических постановок. Наибольшим успехом пользовались балетные спектакли и такие номера, как «Акробат на летающей трапеции’. Его выступления принимались с восторгом… легкость, грация, точно рассчитанные движения… Три раскачивающиеся перекладины, подвешенные на длинных канатах, позволяли артисту совершать полет над зрительным залом и сценой огромного здания».[644]

Номер акробата продолжался десять минут, и публика ожидала его выступления с 8 вечера, когда открывался театр, и до и, когда артист появлялся на сцене. Тем временем ее развлекали «танцами, запрещенными в Париже», — может, это был настоящий канкан без панталон? — и кордебалетом из 200 танцовщиц, «сильно загримированных (что не было заметно на расстоянии) и оттого казавшихся привлекательными, в сценических костюмах, едва прикрывавших наготу; вокруг них вились их партнеры». Здесь было 40 великолепных люстр, оркестр из 60 музыкантов, но их «заглушал шум, производимый прогуливающимися туда и сюда зрителями, которые скорее были настроены провести время в каком-либо из многочисленных небольших баров… и пропустить рюмочку-другую ликера». Конечно же, все тянулись обратно в зал, чтобы посмотреть «Гигантский каскад», когда с высоты сцены в находившийся под ней резервуар обрушивались тонны воды, уходившие оттуда в канализационные трубы. Возможно, публика возвращалась к ликеру, когда начиналось выступление парижанки Финетты, исполнявшей обычный канкан без «нарочитого бесстыдства при вздымании нижней юбки».[645] Все здесь было «прекрасно оборудовано и освещено, повсеместно царило веселье… Приятно было видеть такое множество радостных людей… Вы могли переходить с места на место, разговаривать, смеяться, чувствовать себя вполне свободно… Это было излюбленное место женщин, которым приходилось жить за счет своих прелестей, ярмарка и биржа порока». В нижней части размещался буфет, известный как «Кантина», где «сорок-пятьдесят танцовщиц стояли, болтая, или сидели в компании своих поклонников… Если девушка и была добродетельна, не приходилось надеяться, что это надолго».[646] В 1859 году здешние танцовщицы, получавшие 9 шиллингов в неделю, пытались найти побочный заработок. В основном его обеспечивало занятие проституцией в свободное от работы время.

Нет ничего удивительного, что в респектабельных кругах «Альгамбра» считалась «местом, куда молодым людям заглядывать не следовало», но они, разумеется, здесь бывали. Входной билет стоимостью 6 пенсов давал допуск в ту «часть холла, где собирался мастеровой люд, ремесленники и рабочие, нередко со своими женами», но чтобы пройти в основную часть здания, нужно было заплатить 1 шиллинг. А там