– А вот и может, – наставительно заявила его собеседница. – Звучать может все, даже камень.

– Дудочка – не камень, а музыкальный инструмент, и звук у нее зависит от количества отверстий и от их размещения, – не согласился Ян, и девушка посмотрела на него уважительно.

– Я и не пытаюсь играть на ней, я ведь не умею. – Она опустила глаза. – Просто иногда можно вызвать душу любого предмета или, вернее, услышать ее.

Девушка лукаво посмотрела на Яна и неожиданно взяла его руку.

– Ты ведь не будешь вызывать стражников, правда?

Ладошка ее была узкой и теплой, однако Коростель почувствовал цепкие и энергичные пальцы, сильные и нежные одновременно.

– А ты что, с ними в ссоре? – усмехнулся Ян.

– Они – дураки, – с уверенностью в собственной правоте и неуязвимости заявила девушка, однако тут же покраснела. – Кричат вслед всякие глупости, Клевера обижают, а кто чином повыше – документ спрашивают, пристают со своими глупыми расспросами.

Ян понимающе покачал головой.

– Тут нужен важный родитель или покровитель из числа друзей семьи. Если же ты нездешняя – будут бесконечные проверки и дознания, особенно у городских застав. Так уж повелось – чем ближе к морю, тем злее стража, война-то на Севере еще идет. Тебя, кстати, как звать-то?

– Я – Эгле, – улыбнулась маленькая повелительница змей, – а ты?

– Меня Яном звать, – отчего-то смутился Коростель. Он вдруг понял, что эта девушка, в одиночку гуляющая по лесу, наверное, не робкого десятка, к тому же эта змея и необъяснимое ощущение удивительного покоя и естественности, исходящее от этой лесной нимфы, порождали в нем чувство неуверенности и незнания, как себя дальше с ней вести, о чем говорить, что спрашивать. Он готов был поклясться, что подобные девицы гораздо лучше ему видятся в зеленой лесной чаще или на залитой солнцем поляне, нежели в хлеву рядом со скотиной или за домашним шитьем и вязанием. К тому же, приученный за время похода с друидами ко всяческим чудесам, он почему-то сразу уверился: эта особа себе на уме, да и змей с ней какой-то уж чересчур большой и умный – того и гляди зашипит по-человечьи.

– А идешь ты по своим надобностям как – один или с компанией? – прищурила один глаз девушка, увертываясь от шаловливого лучика солнца, норовящего поймать ее взгляд.

– Вообще-то с компанией, – пробурчал Коростель, – а ты?

– А я – одинокая сойка, куда хочу – туда лечу, – заговорщицки подмигнула ему Эгле. – Теперь вот иду по одному дельцу, да заглянула в лесок – ягод подсобрать. Да и Клеверу нужно по травке поползать, а то сидит в корзине, пыль да духота – никакого змеиного удовольствия.

– Родители, что ли, послали?

– Ага, бабка, – с каким-то вызовом в голосе подтвердила девушка. – Несу родственникам гостинцы да последние новости-сплетни. Если вы все такие смирные – может, возьмешь меня в вашу компанию?

Ян покраснел, представив, как он приведет к друидам Эгле и будет объяснять, как встретил ее на полянке – со змеей да деревенскими харчами в корзинке для теток и прочей родни.

– Не бойся, я пошутила, – рассмеялась Эгле. – Не гожусь я для компаний, потому как тороплюсь. Дел еще, – она провела ребром ладошки по горлу, – непочатый край. Нужно тетке Марте весточку отправить да деду Юшке табачку прикупить, а там еще и кумовья со сватьями. Так что бывай здоров, Янчик, теперь уже встретимся в Юре.

– А откуда ты знаешь, что встретимся? – удивился Ян, почему-то чувствуя себя очень глупо.

– Эх, чудак человек, а еще менестрель, – покачала головой девушка. – Нешто не знаешь, что все дороги здесь сходятся в одно место – отсюда полтора дня до Юры.

– И большой город? – деловито осведомился Коростель.

– Город… – презрительно протянула Эгле. – Ну какой же это город, Янчик! Юра – это морское сердце литвинских земель, настоящий порт, куда съезжаются купцы со всех концов Балтии. Это брат, не город, а порт, да еще такой, каких мало и у свеев. Коли вы туда идете – а сдается мне, это так, – то в аккурат свидимся там на городской ярмарке. Ярмарка там в конце недели – закачаешься!

Эгле сунула руку в корзинку и протянула Яну горсть земляники.

– Бывай, Ян-менестрель, встретимся на базаре – поболтаем.

– Где ж тебя там найти, Эгле? – опомнился Ян, рассеянно вертя в руках дудочку.

– В воскресенье с утра буду у травяных рядов, где лекарства и целебные листья бабки и знахари деревенские продают, – заговорщицки приложив палец к губам, прошептала Эгле и тут же расхохоталась, неожиданно дернув Яна за нос. – Там и встретимся!

И, помахав на прощание Яну рукой, девушка в зеленом сарафане вприпрыжку побежала по лесной тропинке, туда, где деревья редели, выдавая близость дороги и людского жилья. Следом за ней, невидимый в густой траве, неслышно струился уж. Ян смотрел Эгле вслед, пока она не скрылась за деревьями, потом почесал в затылке и рассеянно повертел в руках молчуновскую дудочку. Медленно поднеся ее ко рту, Коростель дунул, но ожидаемого долгого звука, который получился у Эгле, не раздалось. Ян раздосадованно почесал в затылке и дунул еще раз, однако так же безрезультатно. Тогда он вздохнул, спрятал непокорную дудочку обратно в кожаный футляр за поясом и побрел в лагерь – нужно было готовиться в дорогу.

Все-таки не случайно этот город назвали Юра, думал Ян, осторожно пробираясь в толпе горожан, особенно шумной и пестрой сегодня из-за воскресного базарного дня. На большинстве балтских языков и наречий слово «юра» означает «море», «морской». Все здесь было не таким, как в лесных краях, которые миновал маленький отряд друидов в своей неустанной погоне за врагом: город словно нес на своих улицах, домах, переулках отзвук чего-то нового, свежего, чистого, как острые лучи солнца в холодной и пенистой воде утреннего прибоя. В воздухе, казалось, уже витал привкус того удивительного морского йода, который невозможно спутать ни с терпким ароматом неизменно устремленных ввысь сосновых чащ литвинских лесов, ни с вечными туманными испарениями еланей и болот в землях ольмов и северной чуди. И хотя торговые гавани и прибрежные мели самого южного порта Балтии можно было разглядеть только с самой высокой точки Юры, где на холме до сих пор высилась старенькая сторожевая башня, весь город был пропитан удивительным предощущением моря, его бескрайних просторов и непременных рыбачьих лодок, бесстрашно качающихся на сине-зеленых волнах в самые сильные ветры. В этом городе жило яркое, какое-то вечно весеннее морское солнце, скрашивающее жизнь горожан в самые сильные зимние холода, подкрепленные пронизывающим до костей ледяным ветром. Самые веселые и задорные рыбачки спешили поутру по улицам приморского форпоста на рынок, самые бесшабашные мальчишки стайками носились по его широким улицам, мощенным белым камнем-известняком. В городе постоянно были новые люди – купцы, солдаты, путешественники, матросы с торговых кораблей. Вот и сейчас Коростель постоянно примечал в толпе людей явно нездешнего вида, большей частью суровых, обветренных северян, хотя встречались и русоволосые верхние славены с Новых городов, и белобрысые западные поляне, и даже нет-нет да мелькали чернявые физиономии южнорусов и кочевых ромалов. Одно слово – Юра, морской форпост, литвинская торговая жемчужина и передний край противостояния с Севером. Правда, сейчас военная страда изрядно отодвинулась на север и запад, растекшись там по холодному побережью и краям лесистых дюн, однако тяжелые морские катапульты с башен Юры были неизменно нацелены в сторону моря – гостей испокон веков ждали только со стороны песчаных кос и необозримых пляжей, намытых за долгие годы неспокойным студеным морем.