Учителя этих повстречавшихся нам детишек, одетых в синюю форму, были исключительно мужчины, и каждый держал в руках здоровенную лакированную дубину.

Я спросил Сэнсэя: «И что, они правда бьют этими дубинами ребят?». Не успел Сэнсэй ответить, как Коля из Черкасс горячо подтвердил, что видел, как бьют. Все стали возмущаться, особенно москвичи. А Сэнсэй отреагировал неожиданно «негуманно». Он вспомнил, как в школе его тоже бил за шалости один учитель, которого Сэнсэй, тем не менее, любил больше всех остальных преподавателей:

«Сейчас у нас в Японии учителя сразу выгоняют из школы, стоит тому поднять руку на ребенка. Родители все вместе приходят к директору жаловаться, если педагог сделает это хотя бы с одним из учеников. Но, как ни странно, в итоге остаются только равнодушные учителя. Если учитель бьет, значит он ревностен в исправлении ошибок учеников».

Конечно, я хотел бы, сынок, чтобы у тебя, мой будущий школьник, были неравнодушные учителя. Но только не с такими страшными дубинами…

18 декабря 1998 г., пятница. Четвертый месяц пошел уже вдали от вас. Дорогая моя Аннушка, как часто я представляю себе тот день, когда войду в нашу квартиру в Москве, а там – вы с Женечкой…

Все нет у меня, родные мои, то времени, то сил, то уединенности, чтобы писать этот дневник. Вот и теперь пропустил целую неделю. Так что это уже не столько дневник, сколько воспоминания. Мемуары.

Сейчас мы в Непале, в горной его части, в городке Тансен, по дороге в Покхару, из которой нам откроется через несколько дней гряда Аннапурна, содержащая в себе твое имя…

Как и два года назад, мы легко пересекли границу Индии и Непала, получив визу прямо у пограничников.

Когда мы приехали в Лумбини, оказалось, что нас ждет письмо с приглашением участвовать в фестивале в Капилавасту. Приглашение не были именным, и поскольку японские монахи, находившиеся в монастыре, не смогли поехать, они отдали приглашение нам. Мы не ожидали, что окажемся на фестивале, и Сэнсэй отнес это к чудесному совпадению, череда которых сопровождает нас в течение всего Марша мира.

Фестиваль организовали местные жители. Незадолго до него в Лумбини проходил буддийский саммит, организованный на международном уровне, при поддержке ЮНЕСКО, объявившей этот год Годом Непала. С точки зрения идей нашего Марша, пересекшего столько стран, было бы логично поучаствовать в этом саммите, и мы поначалу думали прервать свое пешее странствование по индийской глубинке, чтобы успеть на него, однако предпочли все же пройти до конца весь путь Будды из Вайшали в Кушинагар. Идти по глухим деревням нам показалось гораздо более важным, чем сидеть в креслах и слушать болтовню буддийских чиновников. Тем более что на саммит решили не приглашать далай-ламу, чтобы не испортить отношения между Непалом и Китаем[105]. Это уже из рук вон. Без лидера такого масштаба буддийский саммит нельзя считать представительным.

Пустоту всего, что организовано не простыми людьми, а государственными чиновниками, мы испытали на собственной шкуре, когда после фестиваля в Капилавасту нас не пустили на ночлег в государственное буддийское учреждение под громким названием «Японско-непальская вихара». Хотя помещение было абсолютно пустым, нам ответили, что любой ночлег в этом заведении должен быть согласован сверху, то есть в Катманду.

Так что очень хорошо, что вместо саммита в Лумбини с его «высоким» уровнем наш Марш мира завершился фестивалем в Капилавасту, организованным простыми людьми. Мощи Будды, которые мы несли с собой все эти полгода, наконец прибыли к себе на физическую родину – в Лумбини. Мало того, они прибыли на духовную родину Будды – в Капилавасту, ибо именно здесь он принял решение оставить семью и положение принца, уйти из дворца и стать странствующим отшельником, чтобы обрести Просветление.

В фестивале участвовали два слона. Нам предложили покататься на одном из них, и мы посадили на него Сэнсэя с носилками, на которых мы все эти месяцы несли шариру. Тэрасава-сэнсэй на слоне возглавил стихийный марш, ставший финальным аккордом фестиваля. Учитель направил толпу к тому месту, где произошел геноцид рода Шакьев, к которому принадлежал Будда (отсюда и его духовное родовое имя – Шакьямуни, то есть Мудрец из Шакьев).

После того как Будда обрел Просветление, Шакьи ввязались в войну с соседним княжеством Кошала. Они не поделили с Кошалой реку, и когда царь Кошалы потребовал выдать замуж за своего сына принцессу из рода Шакьев, они послали наряженную принцессой девушку из более низкой касты. Обман не замедлил вскрыться. Шакьи были полностью разгромлены и истреблены почти все – за исключением тех, кто успел стать монахами – учениками Будды (а их было немало) и потому странствовали вдалеке от сражений.

Будда лично трижды пытался остановить войну, приходил на поле боя и вставал между готовыми напасть друг на друга армиями. Авторитет Будды был так велик, что всякий раз ему удавалось убедить их договориться о перемирии. Однако в четвертый раз он не успел. Или не захотел успеть – увидев, что только его физическое присутствие останавливает людей, а в душе они продолжают ненавидеть друг друга. И тогда Шакьи испили свою карму до дна.

Будда понимал, что пройти через эти страдания Шакьям, видимо, было необходимо, чтобы искупить некую вину, заключавшуюся в многовековом стремлении стать «чакравартинами» – владыками мира (Шакья, кстати, переводится как Лев, то есть царь зверей). И сам Сиддхартха, согласно предсказанию святого Аситы, данному сразу после рождения царевича, стоял перед выбором – либо стать царем, который завоюет весь мир с помощью оружия, либо святым, который покорит весь мир силой любви. Потому Сиддхартхе и надо было уйти из дворца, чтобы полностью отказаться от предначертанной ему царской власти и сделать выбор в пользу Просветления. Если бы он стал царем и захватил мир или полмира, как, например, Чингисхан, он обрек бы свой род на гораздо более тяжкую карму насилия – и последствия были бы еще страшнее, чем резня, которой закончилась локальная война. Хотя мне сложно представить, что могло быть страшнее того дня, когда все озеро, на берегу которого произошел геноцид Шакьев, стало красным от крови.

Символично, что именно у этого озера и завершился наш Широкий марш мира по Евразии «В новый век без войн и насилия». Впервые за весь марш мощи Будды были так высоко, благодаря тому, что стояли на слоне, оказавшемся символом святого существа, помощника Будды – Бодхисаттвы Всеобъемлющая Мудрость (Самантабхадра). Ведь, как сказано в Лотосовой сутре, у слона, на котором путешествует этот бодхисаттва в невидимых духовных сферах, иногда являясь и в наш бренный мир, у этого слона – шесть бивней. И вот, к природным двум бивням слона добавились четыре рукоятки носилок, на которых стояли мощи Будды, и получилось, что у слона шесть «бивней» (пускай и смотрящих в разные стороны)! Воистину, это сам Самантабхадра проявил себя. Я чуть не сел от такого открытия…