Откинув полог, вошел мощнотелый кривоногий крепыш. Широкий плащ скрывает подробности фигуры, умелой ловкой повадкой похож на хозяина. Так же прячет лицо за забралом похожего шлема. Только личина не блещет бликами полированного серебра. Отбросив плащ, вошедший встал на одно колено.

– Дозволь доложить, дрангхистар.

Увенчанная рогами блестящая личина согласно кивнула.

– Праздник сего дня грядет небывалый. За столы сядут шестнадцать клунгов. Ни одна из Стен не принимала такого множества воителей. А потому и угощение ныне будет редкое.

Он сделал паузу.

– На стол подадут шесть берсов, битых в день последней Атаки, и полторы дюжины пестрых, плененных тогда же.

– Порадовал ты меня. Надолго запомнят этот день. А слаще то, что вождь Осадных Берсов зван мной на ныний праздник. Так вкусит же он плоти брата своего, а пестрые предатели да набьют утробы свои плотью тех, что стояли с ними в одном строю. Не им одним лишь хвастать своим гостеприимством.

– Да, дрангхистар, славная была победа.

– Серебро готово?

– Да. Шесть возов. – Голос дрогнул.

– Да покроются берсы язвами за свою жадность.

Шесть возов серебра за год перемирия.

– На них давят шерстоноги.

Высокий помрачнел.

– Славлю Великих, что меж нами и ими стоят берсы и предавшиеся им. Довелось мне биться с шерстоногами. – Он нервно потер бок. Там под сморщенной шрамами кожей не хватало двух ребер, вырванных ударом страшной секиры. – Но пора. Негоже позже гостей на пир выходить. Веди. Сегодня ты хозяин, Авдарг.

Коренастый отбросил закрывающий вход полог, и дрангхистар вышел к воинам.

Мрачноватое, но впечатляющее зрелище открылось его глазам. Освещенные огромными светильниками вздымались, попирая небо, камни Стены, благословенного дара предков, у подножия которых за заваленными едой, заставленными кувшинами столами сидела гордость Восьми Застенных Семей – воины Неуязвимых Клунгов.

«Уже купленных», – противно шевельнулась гаденькая мысль, тут же задавленная. За год службы ему отвалили шестнадцать возов серебра, за шесть из которых на год куплено перемирие у берсов. А те бы не уступили, если бы не потерпели поражение у Галисауан, вырванное воинами тех самых клунгов, что пировали сейчас у подножия циклопической стены. Воспоминание сладкой волной прошлось по сердцу.

А воители вставали, увидев вождя.

Вставали кряжистые великаны из пеших сотен, непоседливые гибкие конные копейщики, яростные самобойщицы.

– Дрангхистар, – ревело над столами.

А он купался в лучах славы. Долгие годы его проклинали матери за жестокость и за павших в боях детей, а он, заковавший себя в броню безразличия, натаскивал и натаскивал вчерашних ремесленников и хлеборобов, когда на них навалились пришедшие неведомо откуда берсы, разметавшие своими страшными палицами немногие дружины баронов. Он раз за разом бросал в атаку свои отряды, выковывая тактику боя с этими жуткими бестиями. И выковал. Выковал.

Не сопляки сидели за столами. Умелые воины. Почти у каждого на голове шлем из крепчайшей башки берса. И стало грустно, как вспомнил, из скольких голов его павших соратников четвероногие воители выточили победные чаши.

– Велик Рингальд, – катилось над столами.

Да, он велик. Некогда обычный сотенный, он встал во главе первых отрядов и бился, бился. Бился, когда не было надежды на спасение, бился, теряя друзей и родню в страшных боях с неукротимыми берсами, которым весьма понравились тела павших врагов, бился, выводя остатки людей за эти спасительные, найденные совершенно случайно Стены. Бился, чтобы за этими Стенами началась нормальная жизнь. Бился, проигрывая один бой за другим, бился, давая возможность закрепиться. И наконец – победа.

Нет, берсы не были сломлены. Месяца не прошло, как попытались они проверить остроту клинков клунгов. Проверили. Самобои стреножили врагов, длинные копья конницы разорвали их жесткий строй, а потом прошла пехота, добивая.

И сейчас в огромных ямах доспевали берсы и их пестрые союзники, дабы послужить угощением на праздничном пиру. Клунги тоже научились есть мясо поверженных.

А неделю назад берсы прислали послов. Просить о перемирии. И требовать серебро. Без которого и они против шерстоногов бессильны. Как глуп он был тогда, понадеявшись на то, что враги его врага окажутся друзьями. Еле ноги унес. Нечисть клятая.

Раньше берсы серебро не требовали. Брали. Невзирая на хозяев. Тех или просто били, или на выкорм забирали. Теперь требуют. А как бы не требовали, ведь отказать можно. Можно. Только нужно ли? Договорились. Дадим берсам серебра. Пусть шерстоногов бьют.

Мысли Рингальда прервал оглушительный скрип расходящихся створок ворот. Давно они не открывались. Ныне можно. В двух башнях, меж которых громоздятся створки ворот, столько самобоев с серебряными оголовками, что и на десяток больших лебедей берсов хватит.

Наше время ныне.

Приветственные крики смолкли, сменяемые вязкой, осязаемой тишиной. По освещенному кострами, горящими в огромных котлах, проходу между гигантской стеной и накрытыми столами, не торопясь, шагом, шел малый лебедь – полдюжины берсов, построенных коротким равным клином. А за жестким строем идущих тяжелым скоком, проминающих утоптанную до каменной твердости землю страшным весом, четырехруких кентавров, мерно печатая шаг, неостановимым валом катил малый кабан пестрых.

Не доезжая до помоста десятка шагов, берсы разом встали. Тяжкий гул родили короткие алебарды пестрых, ударив в землю.

– Привет тебе, достойный враг, – рокотнул передний берс.

Алое тело гигантского коня, на котором усажен играющий чудовищными мышцами торс великана. Две верхние руки, перевитые удавами жил, на весу держат черное древко копья, увенчанное рассыпающим блики света бриллиантом наконечника. Бахрома блистающих плетей укутывает стройное тело оружия почти до середины.

Свободные руки гиганта то настороженно покоятся на оголовье солнцеобразной секиры, висящей на широком ремне, переброшенном через плечо, то теребят рассыпающую блестки кисть, украшающую черную рукоять меча, который нежно прижимается к атласной шерсти играющего силой бока.

Почти человечье невозмутимое лицо. Почти человечье. Только два больших ребристых рога, идущих от висков. Неподвижно могучее тело. Лишь длинная плеть хвоста, украшенная обоюдоострым клинком, небыстро похлестывающая по бокам, выдает волнение.

Пятка копья тяжко бьет в землю.

– Я принял твое приглашение, достойный враг, – багрово блеснули глаза берса.

– Перемирие – достойный повод для встречи. Займи же место рядом со мной и да насладим мы наши сердца беседой, как раньше радовали их битвой.

Рингальд неторопливо опустился в кресло. Огромное, неподъемное, украшенное поверху головами берсов.