— Пожалуйста, не делайте этого, — прошептал Конал.

— Почему нет? В дальнейшем я должна задуматься, не было ли все случившееся Божьим помыслом. Может, таким образом Он сказал мне, что хочет видеть меня своей невестой. Говорят, он ревнивый любовник.

— И я тоже могу быть ревнивым любовником, Росана, — сказал Конал. — Стань моей невестой.

— Вы не должны смеяться над Господом, — прошептала она.

— Я не смеюсь над Ним. Но я не думаю; что дух имеет большую необходимость в плотских вещах. Мне никогда не нравилось то, как юных девственниц одевают в монашеские одежды и они теряют юность и красоту в служении Богу, который не может оценить их очарования.

— Вы не должны богохульствовать, мой господин, — удалось ей прошептать, хотя она и не смела взглянуть на него. И она резко вдохнула воздух и закрыла глаза, когда Конал кончиками пальцев дотронулся до руки Росаны, сжимавшей кольцо Сиданы.

— Ты и я, Росана, — это плоть, — мягко произнес Конал. — Как я могу дать тебе понять, что делает со мной одно твое присутствие? Ты — это все, чего может желать мужчина. Я думаю, что хотел тебя с той самой минуты, когда впервые увидел. Я сдерживался только из-за Келсона. Но теперь он мертв и когда-нибудь я стану королем. И этот Халдейн не менее нуждается в тебе как в королеве, чем нуждался он. Ты нужна и Гвиннеду, Росана.

Ее лицо вспыхнуло, и она закрылась свободной рукой, прижав другую, с кольцом Сиданы, к груди.

— Не давите на меня, по крайней мере, этим, мой господин, — прошептала она. — Меня воспитывали с чувством долга. Я очень хорошо знаю, какой должна быть королева Гвиннеда, чтобы править рядом с королем Халдейном. Как вы можете об этом спрашивать, зная, что я вам рассказала?

Конал улыбнулся: сама Росана только что подсказала, какие следует представить аргументы, чтобы в конце она не смогла ему отказать.

— Я могу спрашивать, потому что сейчас, больше чем когда-либо раньше, знаю, сколько в тебе любви и сколько любви ты можешь подарить — как Гвиннеду, так и мужчине, за которого ты выйдешь замуж. С Божьей помощью, может быть, когда-нибудь мне удастся завоевать часть этой любви для себя. Но пока ты нужна Гвиннеду, точно так же, как нужна была Келсону, и ты нужна мне — по тем же причинам. Ты не должна отвечать мне сейчас, госпожа моя, но обещай подумать об этом. Стань королевой, которая нужна Гвиннеду, чтобы помочь королю Халдейну. Но если ты, в самом деле, думаешь, что смерть Келсона отчасти произошла по твоей вине, тогда искупи грех, совершив то, о чем мечтала — только со мной, а не с Келсоном. Клянусь тебе, поменяется только имя короля.

Конал знал, что ставит слишком многое на такое эмоциональное заявление, и молился, чтобы она не отказала ему прямо и не вынуждала его перейти к шантажу — потому что в качестве последнего средства он сможет сказать ей, как видел все, случившееся между нею и Келсоном, и пригрозить открыть это ее настоятельнице и другим священноначальникам, соответствующим образом приукрасив. Тогда уж точно придет конец всем ее надеждам получить разрешение в дальнейшем следовать религиозному призванию.

Но Росана и не приняла его, и не отказала ему за те несколько минут, которые они после этого еще провели в саду, и Конал почувствовал: она задумалась над его словами. Разговор прекратился, когда в другую часть сада зашли отец Амброс, настоятельница и несколько других монахинь из ордена Росаны. Очевидно, священник читал молитву, пока они шли медленным шагом. Росана тут же извинилась и обещала поразмыслить над его предложением.

Конал следил за ней в задумчивости, когда она поспешила присоединиться к остальным. Его голова болела после напряжения от этой встречи, но он был уверен: ей не удалось пробиться сквозь его защиты. Теперь ему следовало ждать следующей возможности вернуться к предмету их разговора и молиться, чтобы отец Амброс не раскрыл рта, и сама Росана не осмелилась больше говорить об этом ни с кем до тех пор, пока Кардиель не снимет с нее обет.

Да и на письмо Росаны к архиепископу также следовало бы взглянуть и выяснить, что именно там сказано. То, что он уже знал о ней, подсказывало: Росана должна была бы действовать осторожно и осмотрительно, и навряд ли точно указала причины, побудившие просить снять с нее обет. Но у Конала появлялся гораздо больший шанс добиться ее согласия на брак, если Кардиель решит, что ее мотив — это сомнение в выбранном призвании, а не намерение выйти замуж за Келсона.

К счастью, Кардиель был обычным человеком. Конал мог манипулировать им, если потребуется. Фактически за исключением Арилана — и Моргана с Дунканом когда они наконец вернутся — Конал считал, что при дворе нет никого, кем бы он не смог бы управлять. Ну, возможно, его отец составляет исключение. А если Конал также примет на себя хотя бы часть могущества Халдейнов вместе с Нигелем — а это, несомненно, возможно, раз он теперь наследник престола — то должны быть способы обойти и Нигеля, даже после того, как отец овладеет всей магической силой целиком.

Когда Конал встал и неторопливо пошел в жилую часть замка, он чувствовал все нарастающую собственную силу. Принц направлялся в покои отца, чтобы попытаться выполнить просьбу Арилана. Нигеля нужно убедить принять полный потенциал Халдейнов как можно скорее, чтобы положение Конала как наследника престола было подтверждено, а его собственные силы не так заметны.

А они росли. Несомненно, это было результатом смерти Келсона и теперешней близости Конала к трону. Однако любой рост часто сопровождается болями — в случае Конала это оказались головные боли, которые становились все чаще и чаще. И теперь у него болела голова. Тирцель, должно быть, слишком рано задействовал его потенциал, однако чтение памяти Тирцеля, несомненно, дало Коналу дополнительные возможности. Теперь принц был полностью готов принять так сказать официальную помощь, чтобы получить причитающееся ему наследство. После того, как в Нигеле раскроется весь потенциал, Арилану и другим придется подтвердить права наследника престола. О какое сладкое предвкушение!

Когда он поднимался по лестнице, его голова продолжала болеть, но он без труда отделался от боли, так как теперь ему не требовалось быть настороже рядом с Росаной. И нет необходимости беспокоиться о силах отца. Насколько мог понять Конал, Нигелю было далеко до его собственных способностей, несмотря на готовность отца принять оставленное Келсоном наследство — магическое и кровное.

Он нашел отца за письменным столом, встроенным в оконную нишу в спальне родителей. Нигель смотрел в окно, у него в руке застыло перо. На фоне черного траурного наряда принца-регента выделялись белые, как снег, лицо и руки, и седина на висках, блеснувшая в солнечных лучах, когда Нигель повернул голову, чтобы посмотреть, кто вошел. При приближении старшего сына новый король Гвиннеда улыбнулся, отложил в сторону перо и с огромным вздохом облегчения отодвинул в сторону кипу пергаментных листов.

— Слава Богу, Конал, ты спас меня от бесконечного потока корреспонденции, которую нужно подписывать и скреплять печатью. Писари, наверное, работали всю ночь, причем несколько дюжин писарей. Арилан еще хуже, чем Дункан. Наверное, ты не захочешь мне помочь?