Оба колхоза — «Буденный» и «НКВД» — находились в самой Ошобе. Их правления были в центре кишлака, недалеко друг от друга. Одни вспоминали, что их земли располагались чересполосно вокруг Ошобы, другие — что по правой стороне Ошоба-сая находились земли колхоза «НКВД», а по левой — колхоза «Буденный». «Буденный» был крупнее, его земли поливались пять-шесть дней, тогда как земли «НКВД» — два-три дня, впрочем, судя по колхозным отчетам, разница была не такой уж большой[468].

Третий колхоз — «Социализм» — возник примерно в 1935 году в выселке Гарвон, в самой верхней части Ошоба-сая. Первым председателем стал Давлат Бойханов, после него — Согинбай Худайбердыев. Этот колхоз, несмотря на свои маленькие размеры, играл существенную роль, так как находился в глубоком горном ущелье и располагал землями, которые было трудно контролировать и учитывать, они не представляли интереса для вышестоящей власти, поэтому местная ошобинская власть могла использовать их по своему усмотрению.

В том же 1935 году возник четвертый ошобинский колхоз «Литвинов» (позднее его переименовали в колхоз им. 22-й годовщины Великой Октябрьской революции, далее — «22-я годовщина»), который располагался на землях выселка Аксинджат. Его первым председателем был Нозирали Кадыров, потом стал Юсуп Юлдашев (1912 г.р.). Последний принадлежал к числу потомков Исламбая, который владел большой частью аксинджатских земель[469]. В 1939 году в Аштский район был проведен Северный Ферганский канал, который позволил оросить участок земли в степной части. Часть жителей Аксинджата и Ошобы была переселена туда, вслед за ней переместился и колхоз «22-я годовщина»[470].

Каждый председатель колхоза избирался на общем собрании колхозников большинством в две трети голосов и сроком на два года. Сама по себе эта коллективистская процедура создавала возможности для конкуренции различных претендентов и борьбы фракций за своего кандидата, а также для публичной критики председателя, апелляции к председателю сельсовета или районным начальникам, которые должны были присутствовать на собрании, или даже для выражения общего отказа в доверии раису. Однако конкретных примеров таких действий мне никто не приводил. По мнению ошобинцев, председателей назначал Ортык Умурзаков по своей собственной воле, а районное начальство, с которым аксакал поддерживал хорошие отношения, лишь утверждало эти назначения. Такой практике мои собеседники противопоставляли новую практику, которая сложилась после ареста Умурзакова и появления «на следующий день» в колхозе многочисленных его противников, в первую очередь учителей. Они принесли с собой «демократию», в кишлаке стали проводиться собрания и обсуждаться различные темы, возникла специфическая советская форма публичной жизни (Илл. 15).

Официальные заработки председателя колхоза, как и всех колхозников, рассчитывались по системе трудодней. Каждому члену коллектива за тот или иной вид работы начислялись условные единицы — трудодни (меҳнат). Количество таких единиц на тот или иной вид работ в колхозе было установлено общим ценником, у председателя колхоза была самая высокая норма трудодней — и по числу дней, проведенных на работе, и по оценке его труда в этих самых единицах. Впрочем, реальное наполнение продуктами и деньгами одного трудодня определялось по итогам работы всего колхоза за год. Раис получал в результате сравнительно более высокие доходы, но при этом его возможности заниматься своим частным хозяйством — приусадебным участком, скотом, какими-то промыслами — были существенно ограничены, поэтому для хорошего хозяина, предприимчивого и зажиточного, официальная зарплата председателя колхоза сама по себе вряд ли могла быть привлекательным экономическим стимулом.

У председателя колхоза были другие бонусы, которые могли представлять интерес. В частности, все колхозное имущество и вся произведенная продукция находились в его распоряжении. Раис имел право продавать имущество и излишки урожая, а также покупать для колхоза необходимые вещи, что открывало большие возможности для манипуляций ценами — реальными и теми, которые заносились в отчеты. Кроме того, раис мог не отражать часть имущества и урожая в отчетах, и тогда она оказывалась в его фактической собственности, которой он распоряжался полностью по своему усмотрению. Разумеется, это были незаконные и весьма рискованные операции, поэтому от раиса требовалось умение выстраивать взаимовыгодные отношения в кишлаке и за его пределами со всеми теми, кто мог обеспечить прикрытие таких операций. Какую-то долю неучтенного имущества и продукции раис оставлял в фактическом пользовании рядовых колхозников, какую-то мог передавать в распоряжение бригадиров, заведующих фермами, завхоза и других колхозных чиновников, какие-то операции он мог проводить при участии жителей других селений и районного начальства. Все это обуславливало взаимные обязательства и взаимную лояльность.

Илл. 15. Ошобинская власть в середине 1950-х гг.

(на фото: Султанназар-нонвой, Мамаджан Кашамшамов, Имамназар Ходжаназаров, Рузматов, Тоштемир Комилов, Абдубанноб Исмадиеров, Азим Юлдашев)

Споры вокруг трудодней были одним из механизмов, благодаря которым председатель колхоза мог влиять на своих подчиненных. Распределение работ и начисление трудодней позволяли раису заключать договоренности с теми или иными жителями Ошобы, устанавливать своего рода патрон-клиентские связи, иметь любимчиков и изгоев, первым помогать, а на вторых оказывать давление. В принципе, по мнению многих, председатель колхоза, бригадир и табельщик (который иногда заменял бригадира) могли приписать любому колхознику лишние трудодни. При этом большинство жителей были неграмотны и не знали точно, что им записывает табельщик, поэтому все старались вести собственную бухгалтерию, следили и узнавали, сколько трудодней получил сосед или сослуживец, и из-за этого было много скандалов. Председатель колхоза находился в непростом положении, поскольку должен был отвечать многим и очень разным ожиданиям и интересам. Игнорирование интересов тех или иных колхозников могло быть лишь строго дозированным, так как, превысив некую меру, раис сам оказывался под ударом.

Конфликт с вышестоящими органами власти также грозил ему неприятностями, так как председатель колхоза был слабой фигурой, не имеющей легальных средств защиты. По-видимому, главным для раиса должно было быть умение правильно расставить акценты в отношениях, скрыть какую-то информацию, соблюсти определенные границы дозволенного, наладить рычаги воздействия на людей. Далеко не всем это было под силу, тем более что правила игры и ожидания все время менялись.

В 1930-е многие новоизбранные раисы недолго оставались на своей должности и перемещались на роль заместителя, бригадира или даже простого колхозника[471]. Впрочем, примерно с конца 1930-х годов председатели колхозов «НКВД» и «Буденный» — Давлат Искандаров и Бободжан Юлдашев — сохраняли свои должности почти на протяжении десятилетия. В данном случае стабилизировали ситуацию, надо полагать, их тесный тандем с председателем сельсовета и более широкая сеть родственных и дружеских связей, о чем я скажу далее. Как только эта сеть была разрушена конфликтом 1947 года между Умурзаковым и Искандаровым, неопределенная ситуация вернулась вновь, многие руководители подверглись гонениям, возобновилась частая смена колхозного руководства.