Велем тут же перекинул ее подальше, к себе за спину, почти к самой двери. Едва не упав от толчка, она ухватилась за дверной косяк, но устояла на ногах и снова бросилась к ним и вцепилась в Вольгу.

— Отойди, дура! — рявкнул Велем. — С тобой потом разговор будет. А вот с этим гадом подколодным я сейчас посчитаюсь. Что же ты делаешь, синец темнообразный? — Он со злобой глядел на Вольгу, еще тем более раздосадованный, что от него ничего такого не ожидал. — Не чаяли мы от тебя, Вольга, такой пакости! В доме тебя как брата принимали, за стол сажали, а ты девку украл! Весь род опозорил!

— Вы меня как брата принимали, а невесту мою тайком с другим сговорили! — Вольга расправил плечи и стоял, загораживая собой Дивляну и с твердой решимостью глядя на Велема.

— Да как тайком! На весь свет было объявлено. Всем родом, всей Ладогой решали! А ты поперек всех попер, чужую невесту умыкнул! Какая же она твоя? Кто тебе ее обещал?

— Поздно теперь говорить, она моя!

— Коза хромая в Плескове, та твоя! А дочь моего отца — наша! Не дури, Вольга! У меня тридцать человек, все равно не одолеешь! Отдай сестру — отпустим вас всех с миром, Волховом клянусь.

— Не отдам! — яростно отвечал Вольга, сжимая кулаки. Никакого оружия при нем не было, поскольку входить на священную гору с оружием никому не дозволялось. — Она моя! Моя жена! Ступай домой, Велем! Я вас от Игволода спас! Кабы я Одда не привел с его дружиной, вы все бы теперь в полоне были!

— От Игволода спас, а сам хуже всякого русина! От них хоть знаешь чего ждать! Мы тебя в дом пустили, а ты, будто волк, девку украл, все дело нам порушил! Или не знал, что ради всей Ладоги мы ее за Аскольда отдаем!

— Вам паволоки да шеляги нужны, а для меня она… важнее всего! — Вольга не хотел говорить о своей любви с обозленным Велемом. — Поезжай домой, Велько! Она теперь моя!

— Я его жена, я с ним останусь! — кричала Дивляна, прячась за плечо Вольги. — Уходи, Велем! И я теперь Огнедева, вы не можете мне приказывать!

— Мать с отцом разберутся, кто ты теперь! А ну, пошли!

Велем снова ухватил Дивляну за плечо и попытался вытащить из-за Вольги, а тот, одной рукой обняв девушку, другой стал отпихивать соперника. Дивляна опять завизжала. Тиховея и Девясила молча стояли у двери, не осмеливаясь вмешаться. Томилица заглянула, ахнула и выскочила вон, мелькнув светлой длинной косой. А те двое уже вовсю дрались, отбросив девушку прочь. В избе было довольно тесно, парни все время натыкались на стол, лавки, лари, печь, роняя утварь и разбрасывая Добролютины горшки, так что недосушенные травы летели во все стороны. Вольга, крепкий и сильный, был в свои лета отличным бойцом, но без оружия все же не мог быть достойным соперником более рослому и тяжелому Велему, который в последние годы почти всегда выходил победителем в схватках на Велесовых и Ладиных велика-днях. Уворачиваясь от него, Вольга споткнулся об угол ларя и стал падать. Иной бы при этом сломал себе шею, но Вольга, кое-чему наученный, перекатился, хотя встать не успел. Велем схватил его одной рукой за плечо, а другой за рубаху на боку и изо всей силы швырнул в стену. Ударившись спиной и затылком, Вольга рухнул на пол и остался лежать.

Дивляна все это время непрерывно кричала, но не знала, что делать. Когда Вольга упал и замер, она бросилась вперед и стала колотить брата по голове и по плечам выхваченным из ступки деревянным пестом, которым Добролюта растирала травы и коренья.

Велем одним движением вырвал пест из рук обезумевшей сестры, а та бросилась на колени возле неподвижно лежащего Вольги. Он не шевелился, глаза его были закрыты.

— Что же ты делаешь, чучело! — крикнула она, обхватив жениха за плечи, и подняла лицо к Велему. — Что ты наделал! Ты его убил, упырь болотный!

— Да не убил я никого! — тяжело дыша, ответил Велем. — Он-то как меня по голове приложил — не пожалел! И ты не пожалела! Глядела, как родного брата обухом по голове, и ничего, кумоха ты трясучая! Последнюю совесть потеряла! Перед чурами не стыдно?

— Я не смотрела! Я не видела даже, как тебя… Я не хотела!

— А чего ты хотела? — орал Велем, еще не остывший после драки, а главное, понявший, что в этом деле сестра против него. — Ты же говорила, что попрощаешься и вернешься! Обманула ты меня, а я, дурак, тебе поверил! Думал, украли тебя, силой держат, мучился… Тьфу! Давай собирайся! Домой поедем!

— Не поеду я с тобой! Я с ним останусь! Я буду его женой и за другого не пойду! Уходи, иди домой и всем скажи: я с Вольгой, а вы как хотите! И им всем скажи — у меня муж есть и ни в какой Киев я не поеду!

— Сама за себя все решила? Отцу вот скажешь, за кого ты пойдешь, а за кого нет! Да была бы у тебя голова на плечах, не кричала бы на весь свет, что и сама ума лишилась, и род опозорила! Тебя с киевским князем обручили, сваты подарки несут, а невесты нет! Хоть бы подумала, какую гадость всей Ладоге сделала, и отцу первому! Прямо не девка, а лихоимка-весенница! Видно, тебя в колыбели еще подменили, а мы и проморгали! Одевайся! — буркнул Велем, устав кричать и устыдившись своей несдержанности. Ему было больно и обидно, что сестра, которую он всегда любил и жалел, пошла на обман и воспользовалась его жалостью. Он еще не знал, что бывает такая любовь, когда все другие чувства и привязанности не значат ничего. — Одевайся! — прикрикнул он, видя, что Дивляна все так же сидит на полу, прижавшись щекой к Вольгиным кудрям. — Или в шкуру заверну и так повезу! Огнедева, вот блин горелый!

— Я все равно за другого не пойду, пусть хоть убьют меня! — твердила Дивляна, торопливо целуя Вольгу, у которого на лбу и бровях красовалось несколько кровоподтеков, и расправляя пальцами спутанные пряди. — Его одного всю жизнь любить буду.

Убежавшие еще в начале драки Девясила и Тиховея наконец вернулись, ведя за собой не только Добролюту, но и четырех ее сыновей, — разнимать драчунов, если понадобится. Но потасовка к приходу старшей жрицы уже кончилась, и осталось лишь поднять пострадавшего Вольгу с земляного пола и уложить на ту самую лавку, где раньше лежала Дивляна. Он был жив, только находился в забытье после сильного удара головой.

— Что это вы тут затеяли! — поскольку Вольга ее не мог слышать, Добролюта обращалась к одному Велему. Уперев руки в бока, с рогатым убором на голове, она выглядела торжественно и грозно, словно разгневанная богиня Макошь. — В святом месте, перед ликами богинь, да в великдень драку затеяли! Или ты, молодец, вежеству не учен?

— Прости, мать! — Велем поклонился жрице. — И вы, матушки, простите! Я святое место не обидел, крови не пролил ни капли. А что до этого, то и боги, и чуры видят: я в праве сестру мою из чужих рук вырвать и домой воротить. И вы, матери, в наше дело лучше не встревайте.

— Да кто же тебе запретит сестру к отцу-матери забрать? — Добролюта вздохнула. — Пока из рода не отпущена, ваша власть над нею. Только ведь теперь не о простой девице речь.

— Она и раньше простой не была. Она — из старшего рода, дочь Милорады, внучка Радогневы. Хоть и не старшая, а все же… Вот ведь каких дочерей моя мать родила! — со смешанным чувством досады и гордости воскликнул Велем. — Одна — Дева Альдога, вторая — Дева Ильмера! А у нас ведь еще Велеська есть! Из нее-то, младшей, третьей, что вырастет — и подумать боюсь!