На корабле плыли очень состоятельные люди в основном из России, которые даже во время дефолта только на один билет такого круиза, не говоря уже о большем, могли запросто позволить себе потратить кучу долларов. Это были дипломаты, искатели острых ощущений с туго набитыми мошнами, готовые заплатить за бутылку шампанского тысячу долларов, туристы попрезентабельнее и в возрасте, ну и дамочки — жены высокопоставленных чиновников, кстати, тоже ищущие острых приключений, и всегда небезуспешно.

Затесалась среди этой публики и наша компания, впрочем, назвать ее так можно было с большой натяжкой. Хотя Руслан и не был никогда в заключении, но за счет такого кочевого образа жизни неплохо знал преступный мир России, да и общался иногда с некоторыми Жуликами за границей, даже изредка выполняя их поручения. Так что общий язык мы нашли сразу. Я объяснил ему, куда и зачем плыву, и, исходя из того, что уже почти нахожусь на мели, собираюсь в дороге обчистить кого-нибудь из этих «ходячих кошельков».

— Ну что ж, Бог в помощь, — пожелал мне Руслан, — но давай, Заур, договоримся сразу вот о чем. Во-первых, само собой разумеется, мы друг друга не знаем, хотя, возможно, и познакомимся на корабле.

— Ну, об этом и говорить не стоило, Руслан, — ответил я, давая понять, что подобные приемы мне давным-давно знакомы.

— Ты нам дашь знать, — продолжал Руслан все тем же спокойным голосом, — когда выберешь жертву и будешь готов к броску, а мы тебе еще и поможем, если, конечно, ты в этом будешь нуждаться. Ведь, согласись, море — это не «майдан», откуда можно выпрыгнуть на ходу?

Он улыбнулся располагающей улыбкой, которая придавала его лицу мягкость, и только глаза, смотревшие в упор, давали понять, что их обладатель — человек решительный.

Окончив излагать свои условия, он внимательно посмотрел мне в глаза и, будучи неплохим психологом, остался доволен их блеском и успокоился. Он, видимо, прочел в них то, что желал видеть. На том мы и порешили.

Прежде чем войти в Порт-Саиде в Суэцкий канал, оттуда — в Красное море и следом — в Индийский океан, в Средиземном море корабль должен был зайти еще в два порта: в Афины и на Кипр, так что у меня было время присмотреться к публике и выбрать жертву. Но как обычно и бывает в жизни, все получилось совсем не так, как я предполагал. Больше того, даже в самом волшебном сне я не смог бы увидеть того, что произошло со мной на этом корабле за одиннадцать дней плавания.

Как же самовластна, как по-детски прихотлива та сила, которую мусульмане зовут Кадаром, а христиане — Провидением! Если Бог и посылает порой беду, то лишь затем, чтобы человек лучше почувствовал свое истинное счастье.

Еще не успел раскаленный шар солнца зайти за горизонт, а серебристый серп полумесяца выглянуть из-за него, как я уже был в своей каюте. Дело в том, что к вечеру становилось прохладно и меня к тому же начинал мучить страшный кашель и удушье, а я не хотел, чтобы в таком виде я был замечен кем-либо из посторонних.

Но в тот день и в каюте кашель не давал мне покоя. Я буквально захлебывался, и не было никаких сил сдержаться. Казалось, что все внутренности уже выскочили наружу, а кашель все не проходил. Я сидел на койке, сжавшись в углу каюты и вытирая слезы, невольно сочившиеся из глаз, и ждал очередного приступа, как ждет приговоренный к смерти, когда ему зачитают приговор, когда кто-то тихонько постучал в дверь.

«Кого еще черт несет?» — подумал я со злостью и пошел открывать дверь, пытаясь на ходу привести себя по возможности в порядок. Резко дернув задвижку двери, которая почему-то открылась очень свободно, я буквально обомлел на пороге.

Передо мной стояла живая Клеопатра или ее привидение, я так и не разобрал, потому что, растерявшись, замер от неожиданности. Иссиня-черные волосы, ниспадая на грудь, обрамляли ее продолговатое, безупречно очерченное лицо, и было в нем что-то горделивое. Огромные глаза, голубые, как подснежники, ресницы и брови под цвет волос, кожа матовая, молочно-белая, губы свежие, будто вишни, зубки — краше жемчуга. Шея грациозная и изящная, как у лебедя, руки, пожалуй, чуть длинноватые, зато безукоризненной формы, стан гибкий, словно лоза, глядящая в воду озера, или пальма, что покачивается в оазисе. От нее исходил аромат богатства и хорошего вкуса, который можно купить только за очень приличные деньги.

— Вы позволите мне зайти? — проговорила она тихим, приятным голосом.

— Да, конечно, пожалуйста, — с опозданием ответил я в растерянности и, пропустив леди вперед, закрыл за ней дверь. — Пожалуйста, простите меня за такой беспорядок: я немного захворал, — проговорил я, пытаясь прийти в себя и в то же время разглядывая этот живой идеал и хрустальную мечту любого мужчины.

На ней были белые туфельки, такое же белое платьице в виде туники, как бы небрежно перетянутое в талии тоненьким пояском. Пальцы были унизаны кольцами и перстнями, а на шее на тонкой золотой цепочке блистал маленький крестик с бриллиантом. Несколько прядей шелковистых волос, спадающих на плечи, кокетливо вздымались на ее нежной груди, которая наполовину была открыта и дышала молодостью и жаром.

— Простите за вторжение, но я живу в каюте через стенку и, услышав, как вы мучаетесь вот уже несколько часов подряд, решила прийти к вам на помощь. Выпейте, пожалуйста, вот это, и вам сразу же полегчает.

Она протянула мне что-то величиной со спичечную головку, я взял протянутое и тут же проглотил вместе со слюной. Она с изумлением наблюдала эту картину, но затем, как бы опомнившись, встала, подошла к столику, взяла графин с водой и, налив мне полный стакан, протянула его с необыкновенной нежностью, участием и теплом.

Я поблагодарил ее, сделал несколько глотков и отставил стакан в сторону. Как ни странно, но одно только присутствие этой женщины избавило меня от мучительного процесса, и я смотрел на нее глазами только что спасенной жертвы.

— Позвольте представиться, меня зовут Заур, я направляюсь в Египет по личным делам.

— Очень приятно. Елена.

— Простите, но если Елена, из-за которой началась Троянская война, была похожа на вас, то теперь я могу понять Париса!

— Благодарю вас, Заур, вы умеете угодить даме.

— А вы — вылечить кавалера. — И мы оба рассмеялись.

— Интересно, но вы даже не спросили у меня, что я вам дала, может, это был яд?

— Если одно ваше присутствие, Леночка, избавило меня от болезни, то о каком яде может идти речь? Да к тому же я уверен, что в ваших руках даже цикута превратилась бы в бальзам.

Взглянув на меня томным взглядом синих как небо глаз и мило улыбнувшись, она повернула голову и, пытаясь разглядеть в иллюминаторе серебряный полумесяц, спросила как бы между прочим:

— Заур, вам очень плохо?

Не знаю почему, но вопрос не застал меня врасплох, больше того, мне почему-то захотелось пооткровенничать, развязать язык, забыть обо всем.

— Да, Леночка, — проговорил я тихим голосом, — мне так плохо, что я почти умираю. У меня чахотка, и плыву я в Египет скорей не для того, чтобы поправиться, а потому, что не могу умереть в постели.