— Много желтых стенок пересечь надо, чтоб из твоей деревни сюда дойти? — осторожно поинтересовался Егерь.

— Да что ты, что ты, — замахал руками мужичок, — нету у нас никаких желтых стенок. Это ж только вокруг Свердловска такая напасть. Проклятое место — оно и понятно.

— С чего ты взял, что проклятое?

— Так ходили наши мужики к вам туда сквозь стенки-то. Ружьишек хотели добыть да инструментов разных. Только долго не выдержали, в тот же час обратно прибежали. И больше ни за какие пироги идти не хотят. Страх, говорят, ползет на сердце, и даже молитва не помогает. Звери чудные бродят. Да и небушко там, сказывали, как в аду. Ты и сам, поди, видал?

Егерь промолчал.

— И с других деревень мужики тоже ходили, — пожал плечами мужичок, не дождавшись ответа. — С тем же и вернулись. Так что, по всем статьям и выходит — проклятое место. Грешили вы, городские, дюже много. Вот и вышло вам натуральное наказание.

— Значит, отсюда и дальше от города стен желтых нет? — чувствуя, как затрепетало сердце в груди, уточнил Егерь. — И небо… Оно здесь… везде такое? Ну… голубое…

— Чудной ты, — покачал головой мужичок. — Что с ним, с человеческим небом, сделается-то.

— Людей у вас много проснулось? — продолжил допытываться Егерь.

— Все, кто не помер, проснулись, — с недоумением пожал плечами мужичок. — Кто на день раньше, кто на день позже. А у вас, что же, до сих пор дрыхнут?

Егерь снова промолчал.

— От городские лежебоки! — хихикнул мужичок.

Егерь обвел подслеповатым взглядом окружающие его кусты и деревья, задумался. Всё, что говорил мужичок, полностью выбивалось из схемы и не стыковалось с полученным за последние недели опытом.

Мужичок несколько минут сидел молча, попыхивая своей самокруткой. Потом деликатно прокашлялся и спросил:

— А что, касатик, раз ты так ловко сквозь стенки сигаешь и жить в проклятом городе не боишься, может, принесешь мне оттудова кой-чего? Я в долгу не останусь. Овощей мы уже заготовили порядочно. Курица есть, хоть и дикая совсем. Пасеку я когда-то держал — мед будет. Тебе человечья еда — мне инструмент. Все по-честному. А то и… — Он прикинул что-то в уме. — А то и к нам в деревню возьму жить. Мы так-то городских не привечаем, дальше отсылаем, но нужного человека мужики разрешат оставить. Тебе даже держать свое хозяйство не понадобится — будешь только иногда в город заходить, да все, что скажем, носить.

Мысль была заманчивой. Поселиться здесь, в относительно нормальном мире, выращивать овощи в огороде и одомашнивать диких коров, не видеть кошмаров по ночам и не сталкиваться больше нос к носу с темными тварями. А город… пусть сам разбирается со своими проблемами. В конце концов, наверное, когда-нибудь желтые стены исчезнут, а банды перебьют друг друга, и тогда можно будет вернуться.

На пепелище…

— Заманчиво, — проговорил наконец Егерь. — Только я тебе получше вариант предложу. Давай встретимся на этом же месте через пару дней — не знаю, успею ли добраться до дома раньше. Не было бы этих чертовых мембран — успел бы и сегодня, а так… В общем, пишите всем колхозом список нужных вещей. А я тебе скажу, чего моим людям потребуется. И сейчас, и к весне ближе, и позже, через год-два. Устроим обмен. Наладим, так сказать, связь города и деревни.

— Во дает! Обратно там жить собрался, — поразился мужичок. — Он же проклятый — город-то твой!

— Что поделать, — улыбнулся Егерь. — Другого для меня все равно никто не построит.

Впереди, там, где поднималась в небо золотистая стена света, его ждал город.

Разрушенный, раздираемый на части междоусобными сварами из-за ресурсов, наполненный неодомашненными зверьми и одичавшими людьми, город ждал, пока построившие его создания, опомнятся и вновь восстановят широкие улицы и красивые дома, зажгут миллионы электрических огней и наведут порядок там, где будут жить сами и станут воспитывать своих детей.

Город ждал, когда создания перестанут отражаться в собственных черных снах.

Город ждал.

И Егерь знал, что должен вернуться. Обязательно. Ведь у него там осталось еще столько дел…

Невпроворот.