Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глубокой ночью она повернулась ко мне и сказала:
— Думаю, что наконец поняла, почему мой отец не назначил преемника. Он слишком хорошо представлял все трудности, которые испытает любой человек, взошедший на трон, и не хотел никого обрекать на них.
Глаза ее были задумчивыми, лицо — смягчившимся. Я решил рискнуть и попробовать узнать то, что так жажду открыть:
— Наверное, он хотел, чтоб судьба показала ему, кто станет самым великим вождем Сефевидов.
Пери изумленно взглянула на меня:
— Так ты знаешь о предсказании его звезд? Откуда?
Я улыбнулся:
— У меня свои способы, повелительница.
— О да, ты умеешь…
— Но всего я, конечно, не знаю. Это и есть причина, по которой вы с вашим отцом решили нанять меня на службу при дворе?
— Да, но лишь одна из причин. Вот задумайся на мгновение: продвигали бы мы тебя, не будь ты этого достоин?
— Спасибо, властительница моей жизни. Могу я спросить, почему вы мне не сказали о моем гороскопе?
— Нам посоветовали этого не делать. Когда люди узнают о таком предсказании, они начинают стараться его исполнить. Мы же хотели, чтоб ты был сосудом правды.
Тахмасп-шах следовал путем, которым вели его мечты, и они никогда не подводили. Меня не удивило, что он так серьезно принял предсказание обо мне.
В комнату вошла Азар-хатун и спросила Пери, не подать ли еще чего-нибудь освежающего. Я нетерпеливо дожидался, пока они не закончат. Пот смочил края тюрбана там, где он охватывал мой лоб.
Когда они завершили разговор, я сказал:
— Пусть дарует мне Бог исполнение того пророчества, о котором вы упомянули! Но сейчас кое-что меня тревожит. Я долго пытался распутать историю Камийяра Кофрани, убийцы моего отца.
Мне казалось, что сейчас ей можно сказать об этом. Она уже не беспокоится, что жажда мести войдет в конфликт с моей преданностью.
— Понимаю, сколько работы задал ты дворцовым летописцам своими вопросами!
— А!.. — Мне следовало знать, что ее шпионы непременно сообщат ей.
— И что же ты до сих пор желаешь узнать?
— Летописи говорят, что у него были могущественные союзники.
— В самом деле? — Чело Пери нахмурилось, взгляд стал озадаченным. — Насколько мне известно, человек этот был самым обычным счетоводом. Можешь спросить мирзу Салмана. Он его нанял в Азербайджане много лет назад.
Я весь напрягся. Почему мирза Салман об этом даже не упомянул?
— Ты знаешь, отчего он не понес наказания?
— Да.
Пана бар Хода!
Я уставился на нее с немым вопросом в глазах.
— Джавахир, пока я не могу назвать причину. Потерпи, и я открою тебе ее, когда будет безопасно это знать.
Теперь моя сосредоточенность пропала бесследно. Видя меня настолько сбитым с толку, Пери велела мне идти к себе и отдохнуть. Складки у ее губ стали глубже от тревоги. Я не мог ее винить.
Я пошел к своему жилью, попутно рассказав нескольким встречным евнухам, как я устал, всю ночь помогая Пери с ее бумагами.
Баламани уже спал. Я улегся на тюфяк, взяв свою «Шахнаме», однако вместо чтения скоро обнаружил, что думаю об удавке на мальчишеском горле Махмуда, об отраве, сжигающей чрево Хадидже, и о кинжале в груди моего отца. Почему Пери не может рассказать мне то, что знает?
Затеплив свечу, я открыл «Шахнаме» на странице, где Каве стоит перед Заххаком, обличая его кровожадность. Отвага Каве перед лицом несправедливости так поражает шаха, что он не может остановить его. Одному-единственному человеку надо было подняться на Заххака, чтобы остальные наконец могли собраться с духом и сражаться за справедливость.
Я любовался бесстрашием скромного героя древности, не обладавшего ни знатностью, ни богатством, ни могущественными друзьями — ничем, кроме чувства справедливости, которое вело его.
Задолго до полудня я встал, оделся и отправился на встречу с Пери. Когда я вошел в ее покои, на ней было то же синее платье, что и прошлым вечером, а круги под глазами стали еще темнее. Сидела она там, где я ее оставил.
— Повелительница, что вас мучит?
— Я не могла спать. Каждый шум заставлял меня ожидать известий. Только что мирза Салман прислал записку, что ему нужно немедленно со мной переговорить. Мне надо выяснить причину.
— Мог он раскрыть наши замыслы?
— Нет. Тогда он прислал бы шахскую стражу и уж не спрашивал бы позволения.
Мирза Салман не заставил себя ждать. Явился он с единственным слугой вместо обычной большой свиты, сопровождающей великого визиря. Сердце мое зачастило, когда я разглядел несколько волосков, выбившихся из его всегда безупречного тюрбана. Я проводил его на мужскую сторону занавеса в бируни Пери, а затем отступил, чтоб лучше видеть.
— Досточтимый слуга державы, приветствую ваш приход. — Низкий, сладостный голос царевны заполнил разгороженную комнату.
— Царевна, — угрюмо ответил мирза Салман, — небывалое событие произошло во дворце. Ваш брат, свет вселенной, не явил этим утром своего лика после восхода, и все во дворце встревожены.
Мое сердце взмыло на крыльях надежды.
— В самом деле? — удивленно спросила Пери. — А когда он лег?
— За несколько часов до рассвета. К середине утра свита, как обычно, ждала его появления перед покоями, но оттуда не доносилось ни звука. Они не знают, что делать.
— Кто-нибудь стучал в двери?
— Нет. Они боятся побеспокоить его.
— Во имя Бога! — сказала Пери, повысив голос, что прозвучало тревогой. — А если он заболел? Вы должны немедленно постучаться.
— А если отклика не будет?
— Выломать дверь и сказать ему, что сделали это по моему приказу. Идите немедля и возьмите с собой моего визиря, чтоб он мог рассказать мне, что случилось.
Я снова ощутил пламя в паху.
— Чашм, — отвечал мирза Салман и откланялся.
Я последовал за ним и его слугой за порог дома Пери. Он не сказал, куда шах ушел спать, но пересек двор, дошел до дома Хассана и громко забарабанил в деревянную дверь. Ее открыл тот слуга, который обычно встречал торговцев.
Мы вошли во внутренний двор, который я столько раз видел с крыши Пери. Слуга проводил нас вглубь дома, до здешнего андаруни, самой сокровенной его части. Мебель была роскошная, но я не мог разглядывать ее.
Когда мы добрались до комнат, примыкавших