Антошка понимал и принимал. Имидж — штука тонкая, особенно в таком деле. В современной мифологии Робин Гуд понятнее всем и каждому и занимает места больше, чем король Артур со всеми своими рыцарями, вместе взятыми. И подвести такого замечательного человека?! Ни за что!!!

— Сколько?

Робин сказал.

Антошке показалось, что он ослышался. Хотел переспросить, но вовремя вспомнил, кто перед ним, и решил, что это еще по-божески. Мог бы вдесятеро больше содрать. Чем больше — тем значительнее подвиг. Аксиома.

Пришлось отсчитать требуемую сумму. Денег было жаль, и пришлось утешать себя тем, что не бывает худа без добра. В данном случае кошелек перестал тянуть к земле, стал почти невесомым. А наполнить... Или Антошка перестал быть героем и не сумеет добыть при помощи верного меча пропитания?

— Ну и расценки у тебя, — не сдержавшись, все-таки пробормотал Иванов.

Робин весело рассмеялся, и ему вторил Тук. Что бывает с теми, кто не в состоянии заплатить, никто не спрашивал. Зачем пытаться узнать очевидное?

— Спой что-нибудь душевное, — в очередной раз попросил атаман у Ольгерда.

Тот старательно сбацал Розенбаума, а потом без перерыва «Таганку».

— Слушай, Олег. — Робин едва не пустил скупую разбойничью слезу. — С Антошкой все понятно. Герой, подвиги совершает, но ты-то зачем с ним ездишь? У тебя ведь талант. Оставайся с нами. В долю возьмем, беречь будем. Кормить там, поить. Женщины и без того твоими будут. Они такого в здешних краях не слыхивали. Я, понимаешь, музыку люблю, а тут не поют, а декламируют какой-то бред. Оставайся!

Ольгерд почему-то посмотрел на Джоана и вздохнул:

— И рад бы, да не могу. Не обижайся, Роберт. Меня же невеста ждет. Вот только закончу поход и сразу сделаю предложение.

В другое время Роберт вполне мог рассердиться. Но песни родины сделали свое дело. Разбойник стал сентиментальным, как и многие из его коллег, когда вокруг много выпивки и звучат гитарные струны.

— Красивая?

— Очень, — Ольгерд снова посмотрел на Джоана, будто тот был сватом или братом нареченной.

— А она знает? — с пьяной настойчивостью продолжал допытываться Роберт.

— Пока нет. И даже не догадывается.

— Ух ты! — к восклицанию Роберта присоединился Антошка. Для него влюбленность приятеля и поэта тоже была новостью.

Преодолеть вместе столько опасностей, выпить на привалах столько вина и не обмолвиться ни полусловом! А еще говорят, что люди искусства болтливы и откровенны и о каждом своем чувстве трубят на весь мир! Вот и верь людской молве после этого!

Джоан тоже выглядел изумленным. Только у него удивление было щедро перемешано с неприкрытым интересом и какой-то недоброй ревностью. Словно поэт был влюблен в его сестру, которую оруженосец ни за что и ни за кого не желал отдавать.

И лишь один Сковород ничего не слышал. Он хорошо поел, еще лучше выпил и сейчас мирно похрапывал чуть в стороне.

А что? Колдовать все равно нельзя, так хоть поспать перед дальней дорогой.

— И кто она? — Истинные герои всегда очень живо интересуются подобными вещами. Джоан пока героем не был, но слушал с такой нескрываемой жадностью, что она переходила за рамки приличия.

Антошка чуть не брякнул оруженосцу, мол, прежде рыцарские шпоры заслужи, а потом махнул рукой. Пусть набирается опыта, пока находится в такой исключительной компании. Редко кому из ровесников достается подобное счастье.

Рукой махнул Антошка мысленно, да и то взмах получился коротким. Очень уж интересно было услышать ответ бродячего поэта.

— Самая лучшая в мире девушка, — Ольгерд говорил, не отрывая глаз от догорающего костра. — Наша землячка, между прочим. Хотя это не самое главное. Я думаю, что она с детства мечтала о чем-нибудь возвышенном. О принцах, героях, другой обстановке. Потом перенеслась сюда и в поисках своего избранника переоделась в мужское платье, нанялась оруженосцем и теперь скитается по непроложенным здешним тропам. Кстати, мечом она владеет превосходно, да и храбрости ей не занимать. И никто до сих пор не подозревает, что под пыльным от скитаний личиком скрывается невиданная красавица.

Мужчины слушали поэта как завороженные. История была правдивой, как правдивым было в Огранде все чудесное, чему давно не было места на родине. Даже обидно чуточку было, что все это произошло не с ними. Одно дело — обычные бабы, и совсем другое — нечто самой высокой романтики, о чем потом с гордостью можно будет рассказывать на привале у костра.

А Ольгерд рассказывал без гордости, однако с таким чувством, что, услышь его неведомая избранница, — ни за что бы не устояла.

— Знаете, я даже впервые пожалел, что не герой. В сущности, кто я? Бродячий поэт без достатка и крова. Все имущество — лишь гитара да с некоторых пор еще меч. Ни дворца, ни земель, а ведь женщинам шалаша и песен мало.

— Извини, братан, но если эта неведомая красавица устоит перед тобой, то она просто дура, — с пьяной пылкостью высказался Роберт. — А что до достатка, то приезжай с ней сюда. Обещаю — иметь будешь все. Будешь жить не хуже принцев.

— Нет, ко мне, — возразил Антошка. — У меня княжество огромное. Получишь под свою руку город, воеводство, а земель столько, что три таких острова поместятся и еще место для четвертого останется.

— Спасибо, друзья, — растроганно поблагодарил Ольгерд.

Хорошо, когда тебя понимают. Еще лучше, когда тебя понимают люди благородные. Если же у них вдобавок есть средства и они готовы ими поделиться, то о лучшем не стоит и мечтать.

И лишь Тук с Джоаном не пообещали Ольгерду ничего.

Да и что они могли пообещать? Монах — разве что освятить брак, но это дело достаточно беспроблемное. Были бы жених с невестой да чуточку взаимного желания. А Джоан... Ну при чем здесь молодой оруженосец? Что от него может зависеть?

Недаром Джоан выглядел самым задумчивым из компании. Видно, переживал, что ничем не в силах помочь своему спасителю.

Ах, молодость, молодость!

Меж тем в подобающем романтическом миноре подкрался рассвет. За пределами полупогасших костров обозначились деревья. Где-то в их кронах запели ранние пташки, вплели свои чудные голоса в храп уставших разбойников. Им-то что? Не они же пировали всю ночь напролет, пели песни, запивали каждую из них напитком, который прежде бодрит, а потом коварно бросает в сон. Безмозглые твари. Ни тебе хлопот, ни забот...

И явной дисгармонией в это пение вторгся протяжный стон Сковорода. Колдун неудачно задремал на нескольких сучьях и теперь проснулся помятый, больной и злой.

— Ты обещал, — вяло напомнил Роберт.

Предупреждение было сделано вовремя: в досаде Сковород был готов спалить своей непутевой магией весь приютивший его лес.

Между прочим сам виноват. Сначала посмотри, потом ложись. А на сучья пенять нечего.