Майкл тыльной стороной ладони вытер кровь с губы. Мышонок рылся среди обломков во всех помещениях своей квартиры, но Железный Крест по-прежнему держал в кулаке.– Что ты собираешься делать дальше? – спросил Майкл.

– Это все ты сделал. Ты. Твои союзники. Их бомбардировщики. Их ненависть к Германии. Гитлер прав. Мир боится и ненавидит Германию. Я думал, что он сумасшедший, но он оказался прав.– Мышонок копался все глубже в обломках, фотокарточек не было, только пепел. Он обратил свой взор к обгоревшим книгам и стал искать фотографии, которые, бы– вало, стояли на полках.– Я предам тебя! Вот что я сделаю. Я предам тебя, а потом пойду в церковь и вымолю прощение. Боже мой!.. Я убил немца. Я убил немца своими собственными руками.– Он всхлипнул, и сле– зы потекли по его лицу.– Где фотографии? Ну где же фотографии?

Майкл опустился на колени в нескольких футах от него.– Тебе нельзя здесь оставаться.

– Здесь мой дом! – закричал Мышонок, с такой силой, что пустые оконные рамы задрожали. Глаза его покраснели и запали в орбиты.– Я здесь жил,– сказал он, на этот раз шепотом, сквозь комок в горле.

– Теперь здесь никто не живет,– Майкл встал.– Гюнтер ждет. Пора ехать.

– Ехать? Куда ехать? – Он был словно тот русский пленный, кото– рый не видел смысла в побеге.– Ты – британский шпион, а я – гражданин Германии. Боже мой… зачем я позволил уговорить себя на такое! У ме– ня душа горит. О, Господи, прости меня!

– Именно из-за Гитлера упали те бомбы, которые уничтожили твою семью,– сказал Майкл.– Думаешь, никто не скорбел над мертвыми, когда нацистские самолеты бомбили Лондон? Думаешь, твоя жена и дети – един– ственные, чьи тела вытащили из развалин взорванного дома? Если дума– ешь так, то ты дурак.– Он говорил тихо и спокойно, но его зеленый глаз пронзительно смотрел на Мышонка.– Варшава, Нарвик, Роттердам, Седан, Дюнкерк, Крит, Ленинград, Сталинград. Гитлер усеял города тру– пами так далеко на север, юг, восток и запад, как только мог достать. Сотни тысяч, над кем скорбят. Повсюду многие люди, как и ты, плачут в развалинах.– Он покачал головой, ощущая смешанное чувство жалости и отвращения.– Твоя страна гибнет. Гитлер ее уничтожает. Но прежде, чем с ним будет покончено, он планирует уничтожить как можно больше лю– дей. Твой сын, жена, дочери – кто они для Гитлера? Имели они для него какое-то значение? Не думаю.

– Заткни свой поганый рот! – Слезы блестели в щетине на подбо– родке Мышонка как фальшивые бриллианты.

– Я сожалею, что бомбы упали сюда,– продолжал Майкл.– Я сожалею, что они падали в Лондоне. Но когда к власти пришли нацисты и Гитлер начал войну, где-то просто обязательно должны были падать бомбы.

Мышонок не отвечал. Он не смог найти в мусоре никакой фотокар– точки и сел на обгоревший пол, обхватив себя руками.

– У тебя здесь есть какие-нибудь родственники? – спросил Майкл.

Мышонок поколебался, потом покачал головой.

– Тебе есть куда уехать?

Еще одно покачивание головой. Мышонок шмыгнул носом и вытер вла– гу.

– Мне нужно завершить свою миссию. Если хочешь, можешь поехать со мной в безопасное место. Оттуда Гюнтер сможет вывезти тебя из страны.

– Мой дом здесь,– сказал Мышонок.

– Разве? – Майкл оставил этот вопрос висеть в воздухе, ответа на него быть не могло.– Если ты хочешь жить на кладбище, это твое дело. Если хочешь встать и поехать со мной, давай вставай. Я уезжаю.

Майкл повернулся к Мышонку спиной, прошел по изуродованным пожа– ром комнатам к лестнице и спустился на улицу. Гюнтер с Дитцем пили из бутылки шнапс, ветер становился более пронзительным. Майкл ждал рядом с входом в обгоревший дом. Он даст Мышонку две минуты, решил он. Если этот человек не выйдет, тогда Майкл будет решать, что делать дальше. Ему будет очень печально делать это. Но Мышонок знает слишком много.

Прошла минута. Майкл смотрел на детишек, копавшихся в куче по– черневших кирпичей. Она нашли пару ботинок, и один из ребятишек по– гнался за другим. Потом Майкл услышал, как заскрипела лестница, и смог наконец расслабиться. Мышонок вышел из развалин на мрачный серый свет. Он посмотрел на небо, на окружающие дома так, будто увидел все это в первый раз.

– Ладно,– сказал он, голос его был усталым и бесцветным, распух– шие глаза обведены красными кругами.– Я поеду с тобой.

Как только Майкл и Мышонок залезли обратно в фургон, Гюнтер хле– стнул вожжами, и напрягшая задние ноги крестьянская лошадь тронулась. Дитц предложил Майклу шнапс, и Майкл отпил из бутылки, затем передал ее Мышонку. Маленький человечек покачал головой. Он задумчиво смотрел на свою правую ладонь. В ней лежал Железный Крест.

Майкл не знал, что бы он сделал, если бы Мышонок не вышел. Убил его? Вероятно. Он бы не задумался. Он был специалистом в грязных де– лах, и первым и самым главным для него была его миссия. Стальной Ку– лак. Франкевиц. Блок. Доктор Гильдебранд и газовое оружие. И, конеч– но, Гарри Сэндлер. Как все они взаимосвязаны и какой смысл имели на– рисованные на зеленом металле пулевые отверстия?

Он должен выяснить это. Если ему это не удастся, то точно так же может не удаться вторжение союзников в Европе.

Он уселся, прислонившись спиной к борту фургона, и ощутил в сене рядом с собой автомат. Мышонок неотрывно смотрел на Железный Крест, завороженный тем, что такая маленькая холодная вещица должна стать последним, что имело какой-то смысл в его жизни. А потом стиснул на– граду в кулаке и положил ее в карман.

Явка располагалась в берлинском районе Нойкельн, месте с мрачны– ми заводами и выстроенными в шеренги домиками, облепившими железнодо– рожные пути. Гюнтер постучал в дверь одного из таких домов, и ее от– крыл худой молодой человек с коротко подстриженными каштановыми воло– сами и лицом с выдававшейся челюстью, выглядевшим так, как будто оно никогда не знало улыбки. Дитц и Гюнтер последовали за своими подопеч– ными в дом и вверх по лестнице на второй этаж, где Майкла и Мышонка ввели в гостиную и оставили одних. Спустя почти десять минут вошла женщина средних лет с волнистыми седыми волосами и принесла поднос с двумя чашками чая и нарезанным черным хлебом. Она ни о чем не спроси– ла, и Майкл не стал спрашивать у нее. Они с Мышонком жадно уничтожили чай и хлеб.

Окна гостиной были закрыты маскировочными занавесками. Наверно через полчаса после того, как им подали чай с хлебом, Майкл услышал шум автомобиля, остановившегося снаружи. Он подошел у окну, чуть ото– двинул занавеску и выглянул. Спускалась ночь, на улице не было ни од– ного фонаря. Дома были темными на фоне тьмы. Но Майкл разглядел чер– ный «Мерседес», остановившийся у края тротуара, и увидел, как води– тель вышел, обошел кругом и открыл дверцу с другой стороны. Сначала показалась красивая женская ножка, потом и она сама. Она глянула вверх, на полоску желтоватого света, пробивавшуюся сквозь край маски– ровочной занавески. Лица ее видно не было. Затем водитель захлопнул дверцу, и Майкл опустил занавеску на место.