— И я тоже, — сказала она.

Я вышел и осторожно прикрыл дверь.

На следующий день мы с Тоби и Терезой поехали покататься на «олдсмобиле». Тоби, как и я, любил мчаться на скорости семьдесят или восемьдесят миль в час и чувствовать, как свистит в ушах ветер. В Айове мы часто предпринимали такие прогулки, причем я обычно рассказывал ему, что вижу вокруг, придумывая каждый раз новые описания для пролетавших мимо домов или для фермеров, гарцующих верхом или обрабатывающих свои поля на тракторах. Тереза таких вещей просто не замечала. В машине она либо читала журналы, либо спала. Обычно я выбирал какую-нибудь деревенскую дорогу, и вскоре мы оказывались в самом дальнем захолустье. На обочинах грунтовых дорог грязные коровы выдергивали сено из круглых тюков сена. Сжатые поля были бурыми и безжизненными.

Тереза села сзади и вскоре заснула. Мы выбрались на большую дорогу, ведущую в Мэдисон, и попали в плотный поток транспорта. Он двигался мимо мелких пятиакровых ферм и сараев, украшенных самодельными вывесками, которые извещали о продаже садовой керамики. Какие-то люди торговали прямо с трейлеров вырезанными из фанеры силуэтами животных для украшения двора. Попалось несколько вывесок с надписью «Камера хранения» и даже одна «Академия бойцовых собак». Количество машин все увеличивалось, и наконец мы плотно завязли в пробке. Далеко впереди раздавался отчаянный звук сирены «скорой помощи». Водители нервничали, ругались и без надобности нажимали разные кнопки на панели управления.

Постояв минут пять, я выключил двигатель. Затем поток сдвинулся, и я повернул ключ зажигания. Машина не завелась. Я попробовал еще несколько раз. Тот же эффект.

— Звук нехороший, — заметил Тоби.

Стоявшие сзади на нашей полосе машины оказались в ловушке. Один водитель просигналил, другие подхватили, и вскоре уже звучал целый хор. Тереза проснулась и высунула голову в окно. Все машины гудели. Легковушки и грузовики перекликались, как птицы, занявшие каждая свою территорию. Никто уже не помнил, с чего все началось. Мне показалось, что в воздухе повисло целое облако стрел с ярким оперением. Я снова и снова пытался завести мотор, но машина вскоре вообще перестала реагировать на повороты ключа. Я включил аварийную сигнализацию, открыл изнутри капот и вышел посмотреть, в чем дело. Пробка продолжала гудеть, рев то стихал, то нарастал. Я поднял крышку капота. Тереза и Тоби стояли рядом. Внутри все было сильно запущено, повсюду виднелись пятна ржавчины и грязи, но явных повреждений, вроде отсоединившегося шланга или разорванного ремня вентилятора, я не увидел. Рев автомобильных гудков стал совсем оглушительным. Лицо Тоби скривилось от отвращения.

— Хреновы сыровары, — сказал он.

— Проблема вот в нем, — сказала Тереза, показывая на двигатель. — Там серьезная поломка.

— Послушай, но это же не человеческий организм! — удивился я.

— Настоящие варвары, — сказал Тоби. — Вы только прислушайтесь к этим звукам. Это же вой гиен в саванне. — Он заткнул уши. Плечи его вздрагивали. — И самое смешное, что я приехал сюда, в деревню, отдохнуть от толпы и городской суеты, — продолжал он. — Ну все, хватит! А ну-ка, закрой!

Он стукнул тросточкой по крышке капота. Я захлопнул ее. Тоби оперся на мое плечо и поставил ногу на крыло машины.

— Господи, да что ты делаешь? — воскликнула Тереза.

Но Тоби не слушал. Он поднялся на капот, а оттуда взобрался на крышу «олдсмобиля». Металл прогибался под его весом. Тоби сунул тросточку за пояс и сказал:

— Волшебный момент!

Гудение усилилось: увидев человека на крыше машины, к прежним водителям присоединились новые. Белая трость свисала у Тоби с пояса, топорщась под острым углом. Он закрыл глаза, напрягся, как олимпиец-тяжелоатлет, собравшийся толкнуть вес, в два раза превышающий его собственный, а затем поднял руки и принялся дирижировать этой какофонией. В этот момент на всей дороге, наверное, не было ни одного водителя, который не подавал бы звукового сигнала: одни выражали негодование, другие — восторг. Люди показывали на Тоби пальцами и аплодировали. Многие наверняка предвкушали, как будут завтра рассказывать своим приятелям на работе, что видели слепого парня, который залез на крышу и, возвышаясь над всеми машинами, дирижировал оркестром разозленных шоферов.

Тоби раскачивался и морщился. Правая его рука руководила альтами и сопрано, левая, опущенная вниз, вела басовые партии — гудки, похожие на звуки фаготов и тех сирен, которыми подают сигнал пароходам во время тумана. Нам показалось, что он дирижировал очень долго, хотя на самом деле все это не продолжалось и минуты. Мы с Терезой наблюдали за ним, утратив дар слова. Машины, стоявшие позади нас на полосе, начали одна за другой выезжать на соседнюю полосу, огибая «олдсмобиль». Проезжая мимо, многие кричали и махали руками. Тоби поклонился им в пояс самурайским поклоном.

— Эй, приятель, спасибо за шоу! — крикнул один водитель. — Но машина у вас — ржавое корыто!

— Это к нему, — ответил Тоби, показав на меня.

Я помог ему спуститься на землю и сказал:

— Отличное шоу.

— Да? А мне показалось, что тенора лажают, — ответил он.

Возле нас остановился фургон, и из него вылезли двое парней в рабочих комбинезонах. На боку фургона красовалась реклама: «Перевозка в белых перчатках».

— Помочь вам с этим драндулетом? — спросил один из них, державший сигарету в углу рта.

Было не время защищать старину-«олдсмобиль», и я без лишних слов кивнул, сел за руль и поставил машину на нейтралку. Парни откатили машину на обочину.

— Хотите, вызовем по рации эвакуатор? — спросил один из помощников.

— А у вас нет в фургоне паяльной лампы? — спросил Тоби.

— Ради бога, помолчи, — попросил я его. — Да, вызовите, пожалуйста, если вам не трудно.

Оба парня вернулись в свою машину и двинулись вперед. Проезжая мимо, они даже не поглядели на нас. Смерть двадцатилетней машины не стала для них событием. Они были заняты своим делом: перевозили старинные вазы или мебель времен королевы Анны. Я вообразил, как они поднимают эти вещи своими волосатыми татуированными руками в белых перчатках.

— Похоже, машине конец, — сказала Тереза.

— Точно. Финал. Капут, — подтвердил Тоби.

— Эта машина еще переживет нас всех, — возразил я.

Мы сели в «олдсмобиль» — дожидаться, когда придет эвакуатор.

Добравшись до дому, мы с Терезой оставили Тоби с Уитом слушать, как астронавт делает свою гимнастику, а сами поднялись в мою спальню. Я не без ностальгии осмотрел обстановку комнаты, потому что твердо решил наутро избавиться от всего, что здесь находится: и от химической посуды, мензурок и термосов, и от кучи научных книжек, и от микроскопа. Все это я завтра свезу в Гудвил, одной семье, где дети любят разное шипение пузырьков и увеличение картинок, а потому родители с удовольствием купят им за бесценок научное барахло.