Голос ее звучал непривычно мягко. Кой не мог оторвать глаз от стен несуществующего дома. Он только показал рукой назад, туда, где по ту сторону города находился порт.

— Это была моя дорога, — медленно повернулся он. — Я хотел сделать то, о чем другие только мечтают.

Она наклонила голову в знак того, что понимает и соглашается. Потом глянула на него тем странным взглядом, каким иногда смотрела на Коя, — так, словно видит его первый раз.

— Далеко же она тебя увела, — шепотом сказала она.

Казалось, она завидовала ему. Кой пожал плечами и улыбнулся. В этой улыбке отразилось утекшее время и не одно кораблекрушение. Это была намеренная улыбка, вполне себя осознающая.

— Есть такие строки… — сказал он и снова посмотрел на стены уже не существующего дома. — Я их прочитал здесь, наверху Без труда вспоминая, Кой громко процитировал:

— «Ступай сюда, страдалец, здесь новая жизнь, не отделенная от старой виною смерти; здесь небывалые чудеса, и чтобы их увидеть, тебе не надо умирать. Сюда, сюда! Погреби себя в этой жизни, ведь она для твоего теперешнего сухопутного мира, ненавистного и ненавидящего, еще отдаленнее и темнее, чем забвение смерти. Ступай сюда! Поставь и себе могильный камень на погосте и ступай сюда, ты будешь нам мужем!» И, наслушавшись этих голосов, несшихся с Востока и Запада ранехонько на заре и на исходе дня, душа кузнеца отозвалась:

«Да, да, я иду!» Так ушел Перт в плавание на китобойце…

Кой снова пожал плечами, а она продолжала смотреть на него с прежним выражением, не отводя синих глаз от его губ.

— Ты стал тем, кем хотел стать.

Это был почти шепот, такой же задумчивый, как и раньше. Кой развел руками.

— Я был Джимом Хокинсом, потом я был Измаилом, какое-то время я думал, что стал Лордом Джимом… Потом понял, что никогда не был ни одним из них. И в каком-то смысле это принесло мне облегчение. Как будто я отделался от обременительных друзей. Или от свидетелей.

Он последний раз взглянул на голые стены. Оттуда, сверху на него смотрели призрачные тени: женщины в трауре, беседующие в слабеющем свете уходящего дня, масляная лампадка перед образом Девы Марии, мерный стук коклюшек, вывязывающих кружево, черный кожаный кисет с серебряной монограммой и пахнущие табаком совершенно белые усы. Корабли с поднятыми парусами, плывущие под шелест перевертываемых страниц. Я сбежал в те места, которых уже не было, из места, которого уже нет. Он снова улыбнулся несуществующему дому:

— Как говорит Пилото, не мечтай, когда стоишь у руля.

В ответ она ничего не сказала и вообще надолго умолкла. Она вынула из сумки пачку с портретом моряка в бескозырке с надписью «Герой», достала сигарету и, не положив пачку обратно в сумку, медленно прикуривала; она не выпускала из рук этот раскрашенный кусок картона, словно он удерживал ее от собственных фантазий.

Они поужинали овощным рагу с окороком и жареной картошкой с яйцами в «Посада де Хамайка» на той стороне улицы Каналес. Здесь к ним присоединился Пилото, руки у него были в мазуте и масле, он сообщил, что локатор установлен и с ним все в порядке. Слышался шум разговоров, табачный дым слоями поднимался к потолку, по радио, где-то в глубине зала, пел Росио Хурадо — «Лола уходит в порты». Эта старая харчевня претерпела изменения, вместо клеенок, которые Кой помнил всю жизнь, на столах лежали новые скатерти, на стенах появились изразцы, декор и даже картины, только клиентура осталась прежней, особенно в полдень, когда здесь собираются жители близлежащих домов, каменщики, слесаря из находившейся рядом мастерской и пенсионеры, которых привлекала недорогая и вполне домашняя кухня. Во всяком случае, как он сказал Танжер, наливая ей красного вина с газированной водой, уже ради одного старинного названия стоило посетить это местечко.

На десерт, когда Пилото снимал шкурку с мандарина, они обсуждали план поисков. Они уйдут в море перед рассветом, чтобы начать работу при хорошем освещении. Они уже остановились на том, что первоначальная зона поисков будет заключаться между 1°20′ и 1°22′ западной долготы и 37°31, 5' и 37°32, 5' северной широты. Этот прямоугольник, миля на две, они станут прочесывать, идя от меньшей глубины к большей, начиная с пятидесяти метров.

Соответственно, заметил Кой, передвижения «Карпанты» станут позже заметны с берега, к которому они мало-помалу начнут приближаться. При двух-трех узлах они, с помощью «Патфайндера», смогут изучать параллельные полосы шириной от пятидесяти до шестидесяти метров. Район поисков разделяется на семьдесят четыре таких полосы; учитывая время, необходимое для маневрирования, изучение каждой такой полосы потребует около часа, то есть в целом около восьмидесяти часов работы. Значит, в реальности надо рассчитывать на сто — сто двадцать часов, иначе говоря, на прочесывание этого района им потребуется дней десять — двенадцать. Разумеется, при условии хорошей погоды.

— Метеорологический прогноз хороший, — сказал Пилото. — Но я уверен, что несколько дней у нас пропадут.

— Две недели, — подсчитал Кой. — И это минимальный срок.

— Может, и три.

— Может.

Танжер внимательно слушала, поставив локти на стол и переплетя пальцы под подбородком.

— Ты сказал, что мы можем привлечь внимание, если нас увидят с берега. Это значит, что мы вызовем подозрения?

— Поначалу вряд ли. Но когда мы начнем приближаться к берегу… В это время некоторые уже ходят на пляж.

— А потом еще существуют рыбаки, — заметил Пилото с долькой мандарина во рту. — Да и Масаррон недалеко.

Танжер посмотрела на Коя. С тарелки Пилото она взяла мандариновую шкурку и разрывала ее на мелкие кусочки. Над столом стоял густой мандариновый дух.

— Мы сможем как-то объяснить свои действия?

— Наверное, сможем. Мы, к примеру, рыбачим или ищем что-то потерянное.

— Скажем, мотор, — предложил свой вариант Пилото.

— Вот именно Навесной мотор, упавший в море.

У нас есть то преимущество, что Пилото с его «Карпантой» здесь хорошо знают, а значит, не будут слишком интересоваться. Что же касается стоянок, тут проблем не будет. Одну ночь проведем в Масарроне, другую в Агиле, потом несколько раз переночуем в Картахене, а остальное время будем становиться на якорь где-нибудь подальше от места поисков. Парочка, которая нанимает яхту на пару недель, ни у кого не вызовет подозрений.

Последнюю фразу Кой сказал, разумеется, в шутку, но Танжер это не позабавило. Виной тому, возможно, было слово «парочка». Она оценивала ситуацию, нагнув голову и вертя мандариновые корки в пальцах. Днем, до того, как они вошли в порт, она вымыла голову, и теперь кончики асимметрично постриженных, пушистых волос снова касались ее подбородка.

— Здесь патрулируют? — спросила она с тревогой.

— Да, — ответил Пилоте. — Две службы — таможенники и жандармы.