Тетя Валя достала Виталькины детские рисунки, наших бумажных солдатиков и даже пушку, сделанную из катушек от ниток. Пушка была в исправности, даже с резинкой. Хоть сейчас стреляй.

— Какие ужасные сражения вы устраивали! — воскликнула тетя Валя. — Весь дом качался. Все-таки вы были настоящие сорванцы.

— Мы были невозможные люди, — со смехом сказал я. — Нас надо было выставить во двор и не пускать в дом, пока не научимся вести себя прилично.

— А что вы делали с граммофоном! И, наверно, думали, что я не знаю...

Я вздохнул. Граммофон, укрытый вязаной салфеткой, стоял на прежнем месте. И часы с кукушкой висели где положено. Кукушка обезголосела, но каждые полчаса добросовестно вываливалась из своего окошка и разевала клюв...

От тети Вали я пошел бродить по улицам. В квартале от нашего дома я заглянул на широкий двор. Там, в траве, у дровяных сараев играли ребята. Они устроили не то цирковое представление, не то соревнования по вольной борьбе.

Кажется, все-таки соревнования. Пара за парой выходили на лужайку, и начиналась схватка. Борцы старательно сопели, падали, поднимались, опрокидывали друг друга, а зрители, сидя на поленницах и в траве, галдели и свистели, как все болельщики на свете. Я подошел. В первую минуту меня не заметили, а потом громкоголосый мальчишка с сердитой темной челкой на лбу оглянулся и спросил:

— Вам кого?

Я не стал ничего придумывать и притворяться. Сказал, что раньше жил в этих местах, а теперь хожу и вспоминаю детство.

— Можно посмотреть, как вы играете?

Мальчишка пожал плечами, а потом согласился:

— А чего ж! Смотрите!

Я шагнул ближе. И увидел, что они борются не на траве.

Ребята боролись на ковре. И я сразу узнал его.

Нет, я ничего не сказал в первый момент. Я просто смотрел на знакомые узоры, по которым катались два девяти-десятилетних борца: круглоголовый рыжий мальчик с веселыми глазами и его соперник — щуплый и большеглазый, с редкими конопушками на скулах, в синей майке-безрукавке.

«Знают они или не знают, какой это ковер?» — думал я, и меня слегка знобило от волнения.

Они не знали. Они катались по ковру, переплетаясь коричневыми в белых царапинах руками и ногами, колотили по нему пятками, втыкались в него носами и даже не догадывались, какое чудо под ними!

А ковер спокойно лежал, дожидаясь, когда кто-нибудь откроет его тайну. А может быть, уже и не ждал?

...Рыжий мальчишка прижал своего худенького соперника к ковру лопатками и вскочил. Зрители захлопали, но жидковато. Девочка с растрепанной косой сердито сказала:

— Конечно! У них весовые категории разные.

— А я виноват? — сказал рыжий мальчик и заморгал.

Его противник молча поднялся и тихо отошел в сторону. Девочка внимательно смотрела ему вслед.

— Ребята, — сказал я. — Послушайте... Откуда у вас этот ковер?

Мальчишка с сердитой челкой подозрительно глянул на меня:

— А что?

— Да так. Интересно.

— Тетенька одна дала, — объяснил рыжий победитель — Вот ему. — Он кивнул на проигравшего мальчика. — Мы цирк устраивали у него во дворе, а она рядом живет, вот и подарила... Это хороший ковер. На вид старый, а зато мягкий такой.

— Я знаю, — сказал я и понял, что делаю решительный шаг. — Когда-то это был мой ковер. Наш с товарищем... Это был ковер-самолет.

Они сдержанно засмеялись. Они приняли мои слова за неудачную шутку взрослого человека, который заигрывает с ребятами.

— Не верите, — проговорил я и понял, что ничего не смогу доказать. — Ну ладно... А мы на нем летали.

— А вы сейчас попробуйте, — насмешливо сказал мальчик с челкой.

«А что!» — подумал я. Но тут же понял, что не решусь. Я представил, как большой, взрослый, в отглаженном костюме, сижу посреди двора на старом ковре, а кругом язвительно хохочут мальчишки.

Неловко улыбнувшись, я сказал:

— У меня не выйдет. Я уже большой.

— А как на нем летают? — вдруг требовательно спросила девочка с растрепанной косой.

— Очень просто. Надо представить, что летишь, и он полетит...

— Ура! Я представил! — дурашливо заорал мальчишка с челкой и животом бухнулся на ковер.

— И я! Ура! Мы тоже представили, — закричали остальные, и на ковре тут же выросла куча мала. Даже девочка с косой кинулась в свалку.

Только худенький мальчик в синей майке остался в стороне. Он сидел на деревянной колоде, обняв коленки и упершись в них подбородком. На миг мы встретились взглядами, но он тут же отвел глаза.

— Эй, кончайте! Мне шею отдавили! Отпустите ногу! — раздавалось из кучи.

Потом кто-то самый находчивый крикнул:

— Сейчас мультики по первой программе! В шестнадцать двадцать!

Куча рассеялась. Бывшие борцы и болельщики кинулись по домам, к телевизорам. На меня они даже не оглянулись, только девочка на бегу крикнула:

— До свиданья!

Мне стало грустно. Я поглядел им вслед, а потом опять повернулся к ковру.

И увидел, что я не один.

Мальчик в синей майке не убежал со всеми. Он стоял у края ковра, тоненький и побледневший так, что его конопушки казались темными зернышками.

— Скажите... — начал он, и голос у него был какой-то виноватый и в то же время требовательный. — Скажите, пожалуйста... Вы пошутили? Да?

Я переглотнул от волнения и тихо сказал:

— Нет. Я не пошутил.

— Но так не бывает, — проговорил он негромко, но почти сердито. И глаза у него потемнели.

— Бывает, — сказал я, не отводя глаз.

Мы помолчали. Во дворе нарастала непонятная тишина.

— Не бывает... и все-таки бывает? Да? — спросил он шепотом.

— Да, — сказал я.

— И надо... просто представить, что летишь? — спросил он почти беззвучно.

Было тихо-тихо кругом, только еле слышный звон доносился из травы. Может быть, это звенели солнечные лучи или само лето.

Не отрывая от меня глаз, мальчик медленно встал на ковер коленями. Потом сел. Отвернулся от меня, зачем-то погладил ковер. Потом плавно вытянул над ним ладонь.

Ковер приподнялся, замер на секунду в полуметре от земли и тихо заскользил над верхушками травы.

Мальчик негромко вскрикнул, скатился на землю, вскочил и со всех ног бросился ко мне. Он обхватил меня, прижался всем телом, и я почувствовал, как прыгает под майкой его сердце: словно упругий мячик, с разгона влетевший в тесный угол и заметавшийся между стенок.

Он отчаянно смотрел на меня, запрокинув лицо, и в темной глубине мальчишкиных глаз перемешались испуг и восторг.