Не отвечая на приветствия, Сухов пробрался к столу с выпивкой, под осуждающим взглядом официанта слил в стакан виски из четырех стаканов, сыпанул льда из хрустальной вазы и не оторвался от стакана, пока не высосал все досуха, до льда.

- Ты много пьешь, - проговорила она равнодушно.

- А, плевать. У меня такое чувство, что сегодня я продал своего ребенка.

- Что за беда? Нарисуешь еще. Я у тебя всегда под рукой.

- Нарисую еще? - переспросил Сухов. - Ты совсем дура или прикидываешься? Чтобы такое нарисовать, мало иметь тебя под рукой. Нужно кое-что еще.

- Что?

- Бог!..

Панкратов и Людмила, ставшие невольными свидетелями этого разговора, переглянусь.

Возник Гоша, заметно навеселе, закричал:

- Федор, ты гений! Лариска, ты чудо! Пойдемте, познакомлю вас с психом, который купил картинку. Пойдемте, пойдемте!

Подтащил к Алихану, стоявшему в сторонке с бокалом шампанского, представил:

- Шеф, это гениальный художник Сухов. А это его модель, Лариса Ржевская, самая загадочная женщина Москвы. Прошу любить!

Алихан сдержанно поклонился:

- Рад познакомиться.

Не подавая руки, Лариса скользнула по нему безучастным взглядом.

- Это вы купили мой портрет? Очень мило.

И повернулась к Сухову:

- Поехали домой. Я устала.

Гоша уставился ей вслед.

- Сука, - сказал он. - Но хороша.

- Давайте, Георгий, договоримся, - вежливо предложил Алихан. - Если вы еще раз напьетесь в моем присутствии, я вас уволю. Не забывайте, вы на работе.

- Да будет вам строить из себя моралиста! - нахально отмахнулся Гоша. - Тот, кто делает водку, не должен бороться с пьянством. Так недолго и разориться. Лучше давайте я познакомлю вас с человеком, которого волнует тот же вопрос, что и вас, - предложил он, заметив Панкратова.

- Какой вопрос?

- Куда девают дохлых кур после вернисажа.

- Куда?

- Вот об этом вы и поговорите.

- Здравствуйте, Алихан, - сказал, подходя, Панкратов. - Не узнаете?

- Здравствуйте, Михаил Юрьевич. Почему не узнаю? Я вас сразу узнал. Хотел подойти, но вы с дамой…

- Это моя жена. Познакомься, Люся. С Алиханом у нас были общие дела в Осетии.

- Так вы знакомы! - разочарованно протянул Гоша. - Вы тоже делаете водку?

- Нет, я ее пью, - усмехнулся Панкратов. - А я вас не сразу узнал, - продолжал он, обращаясь к Алихану. - Хотя и должен был. Никак не ожидал увидеть вас в Москве, да еще в таком месте. Что заставляет вас тратить на это время?

- И деньги, - подсказала Людмила.

Алихан сдержанно улыбнулся:

- Ну как, интересно.

- Вот, человеку интересно, - укорила Людмила мужа. - А тебя силой приходится тащить из дома!..

Звонок мобильника заставил Панкратова извиниться и выйти в вестибюль.

- Слушаю.

Звонил майор из засады под Одинцово:

- Докладываю. Только что на автобазу въехали три фуры. Дадим загрузиться и будем брать. Не хотите поприсутствовать?

- Хочу.

- Тогда приезжайте. Вы сейчас где?

- На Варшавке.

- За час успеете. Подошлю "УАЗ" в Одинцово к посту ГИБДД. На повороте, знаете? Он вас встретит. Жду. Конец связи.

Вернувшись в зал, Панкратов отвел Алихана в сторону:

- Через час ОМОН захватит подпольный завод, где подделывают вашу водку. Я еду туда. Хотите со мной?

Алихан насторожился:

- Я ничего про это не знаю.

- По дороге расскажу. Едете?

- Да.

- Тогда быстро. Нужно еще поймать такси для Людмилы.

- Мой водитель отвезет. А Георгий проводит.

Узнав, что праздник неожиданно кончился, Людмила расстроилась:

- Ну вот, так всегда. Все дела, дела. А жить-то когда? Просто жить, а?

И хотя Панкратов не считал культурные мероприятия, подобные нынешнему перфомансу, заслуживающий внимание частью жизни, относил их к пустым развлечениям, к шелухе, его не оставляло ощущение, что этим вечером он соприкоснулся с чем-то подлинным, глубинным.

Лариса Ржевская, самая загадочная женщина Москвы. Она не могла принадлежать ни одному мужчине, такая женщина могла принадлежать только всем. Да и не женщина она была - образ женщины, томительная сердечная боль всех мужчин, от вожделеющего всех женщин мира мастурбирующего подростка до глубокого старика, взволнованного внезапной мыслью, что в каждой женщине, присутствовавшей в его жизни, было что-то от идеала. Было, было, не могло не быть, просто он не сумел рассмотреть, оценить, задохнуться от восторга. А теперь что ж, жизнь прошла, остались только воспоминания, ими и утешайся.

В 0-30 майор, руководивший операцией, дал команду к началу захвата. Под прикрытием темноты бойцы ОМОНа выдвинулись к автобазе, бесшумными тенями перемахнули через ограду. Ворота распахнулись, во двор влетели милицейские машины с сиренами и дальним светом фар. В их режущем свете заметались темные фигуры. Не ожидавшая нападения охрана, человек десять парней в камуфляже, побросала карабины и послушно улеглась на асфальте, ноги врозь, руки на голову. Защелкнулись наручники. Несколько человек, таскавших в фуры картонные упаковки с бутылками, кинулись в боксы. Омоновцы не стали их преследовать, оцепили помещения автобазы и застыли в ожидании новых приказов.

В подлеске, на КП майора, захрипела рация:

- Дело сделано. Сделано дело. Как поняли? Прием.

- Вас понял, понял вас, - ответил майор и обратился к Панкратову и Алихану Хаджаеву, которые в своих вечерних костюмах выглядели, как западные дипломаты, наблюдатели ООН на армейских учениях:

- Господа, кушать подано. Прошу к столу!

В сопровождении дежурного следователя прокуратуры, пожилого чиновника, недовольного тем, что ему навязали хлопотное и ненужное ему дело, они осмотрели захваченный объект. К их приезду охрану согнали к вахте, усадили на землю. Водители фур мрачно курили у своих машин. Две фуры были уже загружены, третью только начали грузить. Работяги, человек сорок таджиков, безучастные, в давно нестиранных, рваных спецовках, сидели в разливочном цехе, дожидаясь решения свой участи. Документов у них не было, забрал хозяин, денег им не платили, только обещали, с территории автобазы не выпускали. Работали в две смены по двенадцать часов, спали в бытовках. Кто хозяин, не знают, вообще ничего не знают. В бытовках теснились сколоченные из досок нары, покрытые грязным тряпьем, стоял спертый дух немытых человеческих тел, дух тюрьмы.