трех до шести мин (100—200 руб.), за хорошего же мастера, который мог заведовать мастерской, присматривать за артелью строительных рабочих или обучать ремеслу других рабов, надо было заплатить мин до десяти (350 руб.); про богача Никия рассказывали даже, будто он заплатил за управляющего своими шахтами целый талант (около 2000 руб.). Рабы, обученные какому-либо искусству, – повара, музыканты – кефаристы, флейтисты, танцовщицы и пр., – стоили уже так дорого, что покупали их обычно одни специалисты-предприниматели, отпуская затем внаем за высокую цену на пиры, праздники и свадьбы, да восточные купцы.

Редкий раб непроданным возвращался на помост, о состоявшихся же сделках громко во всеуслышание кричал глашатай. Покупка, однако, не считалась еще окончательной: еще в продолжение 30 дней, вплоть до следующего торга, покупатель мог дома на свободе изучать и исследовать нового раба и вернуть покупку обратно, если открывал в ней какие-нибудь недостатки, скрытые работорговцем.

Покорно отправлялись потом купленные невольники за своими новыми хозяевами; иные, попавшие в собственность афинян, выражали даже некоторое довольство, ибо афиняне далеко кругом славились человечностью своего обращения с рабами. Мы пойдем за этими последними и взглянем на них в обычной будничной обстановке их труда, в афинском зажиточном доме, в афинской мастерской, в больших рудниках на юге Аттики.

2. Рабы в афинском доме

Только что купленного раба-слугу встречали в доме его нового владельца довольно торжественно: его сажали у очага, произносили молитву, чтобы покупка пришлась к дому, и сыпали ему на голову сушеные фиги, финики и пироги, что делали и при вступлении в дом невесты, как бы ставя его тем под охрану домашних богов и приобщая к числу домочадцев. При этом новому «малому» или «чаду», как звали греки своих рабов, нарекалось и новое имя, вернее кличка, ибо невольника до такой степени не считали за человека, что отказывали ему даже в собственном имени, и каждый новый хозяин по собственной фантазии наделял его новой кличкой. Многие звали рабов просто их племенными именами: Лидиец, Кариец, Скиф и т.д., иные давали им затейливые, иногда мифологические имена – Европа, Язон, Антигона.

Затем рабу выдавалась одежда: шерстяная блуза-туника, часто лишь с одним рукавом (признак рабского положения), спускающаяся до колен и схваченная у пояса кушаком; козья шкура или короткий плащ – в защиту от холода, шапка из собачьего меха и сандалии или башмаки со шнуровкой. Раба коротко стригли «под скобку», и лишь мальчикам, назначенным прислуживать у стола, оставляли длинные волосы. Затем следовал обычный обед рабов (как и свободные, они обедали вечером): кашица, хлеб ржаной или ячменный, иногда к нему немного рыбы свежей или соленой, или немного овощей – чеснок, дикий лук, фиги, на питье – вода, в торжественных случаях немного подкрашенная вином, – вот обычная незатейливая пища раба. После обеда нового домочадца отводили на ночь в его угол: раба – в подвал к другим рабам, рабыню – на чердак к рабыням. С наступлением сумерек весь дом погружался в сон, ведь наутро рано, еще до рассвета, с первыми петухами встанет хозяйка дома и подымет всех на работу.

Утром еще темно, а уже весь дом за работой. Нового раба или рабыню, если они юны и неопытны, учила домашнему делу сама хозяйка, или их отправляли к особому «учителю рабов», быстро и ловко снабжавшему их всеми сведениями и качествами домашнего слуги. В доме работы немало, но сам афинянин-хозяин «порядочного круга» никакого домашнего дела исполнять не станет: обилие и дешевизна рабов заставляли греков высших и средних классов с презрением относиться к домашнему труду.

В небольшой, но мало-мальски «приличной» афинской семье, состоящей из отца, матери и двух-трех детей, бывало никак не меньше трех рабынь-служанок (они ведь дешевле мужчин-рабов!). Одна хлопотала по хозяйству и кухне – толкла в ступке хлебные зерна и пекла хлеб, варила обед, пряла, ткала и шила вместе с хозяйкой одежду на всю семью; другая – нянька; третья, обычно молоденькая девушка, прислуживала в комнатах и у стола; иногда ее заменял мальчик-раб, служивший вместе с тем неизменным провожатым хозяина и хозяйки при их выходе из дома: считалось признаком хорошего тона выходить на улицу не иначе как в сопровождении раба. То он светил фонарем своему возвращающемуся поздно по темным улицам из гостей господину, то нес за ним покупки с рынка или купальные принадлежности в баню, куда ежедневно, как в клуб, ходил порядочный афинянин; с венком на голове сопровождал его на молитву в храм, шел за ним на народное собрание, в путешествие и т.д.

У многих бывал гораздо более многочисленный штат прислуги-рабов. «Обилие слуг скорее обременительно, чем полезно», – учил Аристотель и держал… 13 домашних рабов. У его лучшего ученика и преемника Теофраста было девять рабов. Бывали богатые люди, владевшие 50 домашними рабами, хотя это считалось уже излишней роскошью. Богач Мидий имел целую толпу рабов-слуг и никуда не показывался без трех-четырех из них, о чем с укором говорил его обвинитель на суде.

Такие крупные дома составляли как бы замкнутые в себе хозяйственные мирки: в них были свои мельницы, свои пекарни, целые ткацкие мастерские с десятком ткачих-рабынь и т.д.; свои оброчные ремесленники, рабы и вольноотпущенники, поставляли в определенные сроки предметы своего труда или по первому требованию господина бесплатно работали в его доме. И со всем этим должна была управиться хозяйка дома с дворецким и экономкой, всюду поспеть, везде показать пример, научить, похвалить или наказать.

Каждый хозяин и хозяйка обращались с своими невольниками так, как привыкли обращаться с своею собственностью или своими домашними животными, ведь раб, по словам Аристотеля, лишь «первый и удобнейший вид собственности». Раб – не личность, а лишь «часть своего господина; господин для него – то же, что душа для тела, что мастер для своих инструментов». «Мой хозяин, – говорит один раб в комедии, – для меня и государство, и прибежище, и закон и судья всего справедливого и несправедливого, и жить должен я для него одного».

В общем, афиняне славились мягкостью обращения с своей домашней «человеческой собственностью», отчасти из сознания собственной выгоды, находя, что «мягкое, но не фамильярное обращение с рабами лучше всего предохраняет от невольничьих насилий и бунтов» и побуждает их лучше работать.

Однако немало жестокостей и бесчеловечных расправ с рабами совершалось даже в «гуманных» Афинах. Нередко и здесь старых и преданных слуг за пустые провинности отправляли на непосильную работу на мельнице, заставляя вертеть тяжелые жернова; беспощадно били ременным кнутом и палками, давая по нескольку сот ударов, так что вся спина наказанного покрывалась жестокими