считал людей расходным материалом. Это сводит меня с ума.

— Он мертв, — решительно ответил Валентин. — Все они. Это все, что сейчас имеет значение.

Зоя выдохнула через нос и кивнула. Затем улыбнулась:

— И ты вернул свою сестру.

— Я просто хочу, чтобы она проснулась, — сказал он, и Зоя поцеловала его в покрытую шрамами щеку.

— Она так и сделает. И когда это произойдет, она узнает, что ты сдержал обещание Старшего Брата. Ты никогда не сдавался.

Валентин положил свою голову на колени Зое. Ее руки пробежали по коротким волосам своего мужчины.

Я распознал влюбленного Валентина.

— Любовь моя? — тихо обратилась ко мне Киса. — Пойдем.

Я кивнул в знак согласия и помахал Зое и Валентину, который уже засыпал. Зоя зашевелилась, чтобы встать. Я протянул руку, останавливая ее, и покачал головой. Она одарила меня благодарной улыбкой.

— Спасибо, — беззвучно произнесла она.

Я знал, что она благодарит меня не только за то, что я избавил ее от необходимости нас провожать. Она благодарила меня за Инессу.

Но я не был единственным ответственным за это.

Как только мы забрались на заднее сидение машины, Михаил спросил:

— Домой, князь?

Я открыл было рот, чтобы ответить «да», но в последнюю минуту передумал.

— В нашу бухту, пожалуйста, Михаил.

Киса подняла голову с моего плеча, ее брови в замешательстве опустились. Должно быть, она что-то прочитала в моем взгляде, потому что вздохнула и удовлетворенно вернула голову обратно.

Добравшись да нашей бухты, Михаил открыл дверь. Ступив на песок, я проинструктировал:

— Мы ненадолго.

Михаил дал знать, что понял. Он вернулся на водительское сиденье, а Киса взяла меня под руку. Теплый ветерок окутывал нашу кожу, пока мы шли по мягкому песку. Я вдыхал соленый воздух, наполняя легкие.

Когда мы добрались до нашего места, я помог Кисе перебраться через каменную стену, и мы сели там, где всегда сидели. Я прислонился спиной к стене, а Киса легла на спину, положив голову мне на колени.

Она наблюдала за мной, улыбаясь.

— Что? — спросил я, моя рука путешествовала по хорошенькому личику и шее Кисы.

— Ты все еще самый привлекательный мужчина, которого я когда-либо встречала.

Она улыбалась той улыбкой, что была создана специально для меня, а затем добавил:

— Эти глаза, которые говорят мне кому они принадлежат.

Наклонившись, я прижался поцелуем к ее губам. Когда я поднял голову, то уставился на темное море, слушая, как волны разбиваются о берег.

— Ты никогда не видела ничего подобного Кровавой Яме, солнышко, — признался я.

Покачав головой, продолжил:

— Я думал, что ГУЛАГ — это плохо. Потом с Заалом и Валентином я задался вопросом, как что-то может быть еще хуже. — Я издал недоверчивый смешок. — Но это произошло, это было самое худшее, что я видел. Просто кошмар.

— Ты хочешь поговорить об этом? — спросила Киса.

Когда я посмотрел вниз на то, как она с беспокойством наблюдает за мной, я понял, что она говорит серьезно. Каждое слово. Киса всегда поддерживала меня. Она никогда не уклонялась от тяжелых времен и ужасных подробностей, которые было нелегко слушать.

Положив свою руку на ее живот, я хотел открыть рот и довериться ей, рассказать все, что делал… но затем я просто… передумал.

Я медленно покачал головой и искренне удивил себя, сказав:

— Нет.

— Нет? — переспросила Киса, сбитая с толку.

Я снова покачал головой и с вновь обретенным спокойствием повторил:

— Нет.

Я поднял руку Кисы, чтобы она прислонилась к моему спокойно бьющемуся сердцу, и прошептал:

— Все кончено.

Как только эти слова слетели с моих губ, реальность действительно накрыла меня. Киса замерла. С пьянящим чувством завершения, поселившимся во мне, я уверенно озвучил свои мысли.

— Все действительно кончено.

Киса поменяла свою позу, оказавшись передо мной на коленях. Она прижала обе ладони к моим щекам.

— Лука, — прошептала она и вытерла слезу, о которой я даже не подозревал. — Малыш, — добавила она, целуя мои влажные щеки.

— Это конец, солнышко, — прохрипел я, — конец всему. Всему, что сковывало меня. Нас.

Киса проглотила свои эмоции и тихо спросила:

— И как ты себя чувствуешь?

Я подбирал подходящее слово. Улыбнулся, когда единственное, о чем я мог думать, всплыло в голове.

— Я свободен. — Вдохнул, мои легкие больше не были тяжелыми, а сердце — не болело. — Я свободен.

— Лука, — заплакала Киса и обвила руками мою шею.

Я обнял свою жену, держа ее и нашего будущего ребенка в руках.

Когда Киса откинулась назад, чтобы встретиться со мной взглядом, я сказал:

— Это та бухта, где мы создавали воспоминания в детстве. Это та самая бухта, где ты вернула меня к себе. Ты заставила Рейза вспомнить, что он Лука, мужчина, созданный только для тебя.

Киса моргнула, слушая меня, и я добавил:

— И именно в этой бухте я понял, что все, с чем мы боролись, все, что держало меня в заточении, исчезло. Ушло...

— Лука, — прошептала Киса, и в ее яркой улыбке сияло безграничное счастье. — Я люблю тебя, любовь моя. Навсегда.

— Я тоже люблю тебя, — прохрипел я, накрыв ее губы своими.

Когда Киса отстранилась от поцелуя, то снова легла мне на колени. Я смотрел на океан с новым спокойствием в сердце. Чувствуя на себе пристальный взгляд Кисы, я опустил глаза. Она смотрела на меня и подняла руку, чтобы призрачно обвести мой глаз — карий глаз, который был слегка разбавлен синевой Кисы.

— Лука Толстой, — произнесла она с ностальгией. — Бог вложил частичку моей синевы глаз в твой, чтобы соединить нас. Чтобы мы всегда знали, что нам суждено быть вместе, и что наши души слились воедино. Так что, куда бы ты ни пошел, ты всегда найдешь дорогу домой.

Когда слова Кисы нахлынули на меня, я понял, что они были правдой.

— И это сработало, — ответил я, широко улыбнувшись своему солнышку. — Это ты привела меня домой. Твоя душа взывала к моей, когда я был потерян. И она до сих пор здесь, когда я нашелся.

Киса улыбнулась сквозь слезы и протянула руку, чтобы переплести свои пальцы с моими. Слова были лишними. Прямо сейчас, когда я сидел в этой бухте со второй половиной своей души, я знал, что жизнь сложилась так,