Шрифт:
Интервал:
Закладка:
МАРК
Вся кровь, какая есть в моем организме приливается в голову, к лицу. Я зверею на глазах, когда слышу…
— Асият пожалуйста, скажи мне имя того, кто обесчестил тебя, умоляю скажи! Он должен понести наказание, за каждую твою слезинку, за сломанную душу, за неродившегося ребенка! За нашу боль, за наше расставание, он должен валятся в твоих ногах, просить прощение! Если выживет!
Что это значит мать твою?
Кто, какая тварь посмела прикоснуться к моей женщине, да еще и принуждать к сексу?
Я же правильно понял?
Когда смотрел в глаза Майи, я видел всю ее боль, чувствовал, как разрывает душу любимого человека. Видя ее растерянность и разочарование, когда услышала про Халанского.
Он как раз звонил, когда Майя прошла в дом. Попросила зайти, как только поговорю, поэтому я и зашел. Без стука. И как выяснилось зря. Они бы не стали выяснять что-то при мне.
Проклятие.
Сказать, что я не хотел узнать о ней все, ничего не сказать.
Я хотел узнать о ней все, узнать ее. Думал постепенно мы узнаем друг о друге все. Вот теперь я сомневаюсь, что она стала бы рассказывать мне такие подробности о себе. Или стала бы? Я же не знаю ее, совсем ничего!
Но просить Халанского искать о ней информацию и в мыслях не было. Думал сама расскажет, что посчитает нужным. И был чертовски удивлен, когда он сказал, что вся информация о ней это ее последние три года. Больше ничего.
— Будто она три года назад появилась на свет! — кричал Халанский мне в трубку, пока я был во дворе, — что за хуйня? — возмущался, — так не бывает! Черт побери, за столько лет своей жизни я впервые с таким сталкиваюсь! Тут что-то не так! Кто-то тщательно скрыл информацию об этой девочке! Или… я не знаю как еще объяснить!
Я бегу вслед за Майей на кухню. Моя хрупкая маленькая девочка плачет в голос.
Обнимаю, дрожащую, как осенний лист девочку, прижимаю к себе, убирая непослушные волосы с лица.
— Я тебя люблю, слышишь? — поднимаю ее лицо за подбородок, заглядываю в заплаканные красные глаза, потом отвожу к мойке, похуй, что на кухне, открываю кран и умываю холодной водой, заставляя успокоится. Наливаю воду в первый попавшийся стакан, подношу к ее губам.
— Я думала ты меня… ты меня…
— Тшшш, — прикладываю палец к ее губам, — я тебя люблю, очень.
— Асият? — неуверенным голосом спрашивает Самир, — все в порядке?
— Асият нет, — она смотрит на брата, как я понял, — Асият умерла, три года назад.
— Не говори так, — прижимаю к себе.
— Называйте меня Майей.
— Понял, — отвечает застывший на проходе брат.
— Хорошо дочка, — следом отец.
— А теперь смотри мне в глаза, — требую и смотрю свирепым взглядом, — назови мне его имя.
— Он… — она дрожит. Я понимаю, что сейчас не время.
То есть я ни хуя не понимаю, мне хочется, сука, его найти и убить!
— Самир, сынок, — слышу тихий слабый голос женщины, Майя тут же срывается на голос, убегает.
— Я сама…
— Я — Марк, — протягиваю руку, пожимаю по очереди ее отцу и брату.
— Я Самир брат Аси… Майи.
— Я — Иса, отец Майи.
— Я извиняюсь, не таким себе представлял знакомство с родителями любимой женщины. Я ее очень люблю и впредь… ни один волосок не упадет с ее головы!
Глаза у седовласого мужчины увлажняются, его заметно трясет.
— Я только вчера узнал о случившемся… — говорит дрожащим голосом, — Асият, Майя моя единственная дочь, я ее очень люблю, но никогда в жизни не думал, что с ней могло такое случится.
— Отец… — Самир становится рядом с отцом, — мы найдем и накажем его. Клянусь, — он ложит руку на сердце, — я его сам, лично, — протягивает руки вперед, — вот этими руками убью!
— Не надо, — перебиваю совсем молодого парня, — не надо самодеятельности.
— Мы потеряли Асият, — голос мужчины все еще дрожит, причиняя мне боль в груди. Сотни иголок воткнулись мне в грудь, причиняют невыносимую боль, я не знаю как бороться с этой болью, да и не хочу, как в данной ситуации узнать все, найти его… клянусь, убью тварь!
Моя девочка, столько боли в глазах, никогда бы не подумал, что таит в себе грусть ее глаз, если бы не узнал.
Мразота, только конченный ублюдок мог так поступить. Убить душу моей чистейшей девочки.
Впервые в жизни я в замешательстве. Не знаю за что взяться в первую очередь.
— Папа, не говори так!
— Мы ее потеряли, тогда, три года назад. Твоя сестра права, когда говорит, что умерла тогда. Я тоже умер, — он стучит себе по груди, — как я могу жить, после всего того, что с ней сделали? Как она выкарабкалась? Как смогла справится с такой потерей? Самир! Мы жили себе спокойно, обвиняя ее во всех грехах и близко даже не могли представить себе, что она переживает! О Аллах! — мужчина поднимает руки высоко, — спасибо, что дал ей справится, не сломаться, жить дальше!
— Самир… — обращаюсь к нему, потому как отца трясет, — расскажи мне…
— Мне тогда было четырнадцать лет. Я многого не понимал! Мы отправили ее учится, — он тяжело вздыхает, старается скрыть боль в голосе, — и больше мы ее не видели! Три года… Я случайно встретил ее… позавчера…
— Когда это с ней произошло? Вы говорили о ребенке…
— Ее обесчестили… здесь, не в городе, перед самим отъездом!
— Продолжай… не останавливайся…
— Она… она… — он смотрит на отца, дрожит и не может выговорить слова.
— Моя дочь забеременела… но не родила ребенка… Залина не дала… моя жена, Залина…
От звучащего ответа тело покрывается словно льдом.
Как так?
Для каждой девушки, женщины самое важное в жизни — это рождение ребенка!
Как можно было убить это маленькое ни в чем не повинное существо?
О Боже! Что ей пришлось пережить, один ты знаешь!
— Проводи меня к Майе, — прошу Самира и шагаю следом, хочу посомтреть этой жестокой женщине в глаза. Хочу увидеть ту, что причинила столько боли своему ребенку, своему родному человечку, которого сама воспроизвела на свет. Хочу посмотреть этой женщине в глаза и спросить, как она не побоялась Бога, как она смогла убить собственного внука?
Но ожидаемое и услышанное мною в комнате пугает.
Майя сидит на краю постели матери и смотрит куда-то в сторону. Женщина, бледно-желтого цвета, совсем
