Присяжные тоже обвинили его, невзирая ни на какие доводы, придерживаясь того мнения, что «все итальяшки держатся вместе», как позже горестно заметил сам Ванцетти. Если бы в пользу Ванцетти выступил какой-нибудь священник-протестант или директор школы, то его бы, возможно, и оправдали, но такие люди не покупают угрей на Рождество.

В связи с судебным разбирательством часто вспоминают фразу, которую якобы произнес ведущий процесс судья Уэбстер Тэйер: «Этот человек, который, возможно, и не совершил приписываемого ему преступления, тем не менее, виновен с моральной точки зрения, поскольку придерживается идеалов, родственных с таким преступлением». В действительности в протоколах заседания нет такой фразы, как и нет никаких других доказательств, что Тэйер произносил эту фразу. Впрочем, это и не доказывает, что Тэйер испытывал симпатию к Ванцетти. Он приговорил его к тюремному заключению от двенадцати до пятнадцати лет, что довольно строго для человека, которого никогда ранее не осуждали. Но многие наблюдатели считали, что это заседание всего лишь пародия на судопроизводство и что вердикт на втором заседании будет еще строже.

В начале двадцатого века для многих иммигрантов из Италии пребывание в США оказывалось настоящим шоком. Как писали историки Леонард Диннерштейн и Дэвид М. Реймер, большинство иммигрантов «не были готовы к той холодности, с которой их встречали многие американцы». Им часто отказывали в работе и в возможности получить образование только из-за их национальности. Им даже запрещалось посещать некоторые районы. Итальянцам, селившимся на Юге, иногда предписывалось отдавать детей в школы для чернокожих. Поначалу было неясно, разрешать ли им пользоваться фонтанчиками для питья и уборными, предназначенными для белых.

Конечно, подобные предубеждения существовали и в отношении представителей других национальностей – греков, турок, славян и евреев, не говоря уже об азиатах и о чернокожих американцах (сталкивавшихся с куда более серьезными ограничениями), но итальянцев считали более вспыльчивыми, беспокойными и склонными к совершению преступлений. В любых проблемах главными виновными всегда считали итальянцев. Согласно распространенному мнению, если итальянец не был фашистом или большевиком, то уж точно был анархистом, коммунистом или хотя бы гангстером.

Даже газета «Нью-Йорк таймс» заявляла в редакторской колонке: «возможно, было бы напрасно надеяться на то, что их [итальянцев] можно цивилизовать или держать в подчинении каким-то иным образом, кроме суровой руки закона». Социолог из Висконсинского университета И. А. Росс утверждал, что преступность в Италии снизилась только потому, что «все преступники переехали сюда»[20]. На таком предубеждении надеялись сыграть Рут Снайдер и Джадд Грей, описавшие пару воображаемых итальянских анархистов, которые якобы убили мужа Рут.

Для итальянцев-рабочих надежда ассимилироваться в американском обществе была почти несбыточной. Они жили отдельно от других американцев. Показателем их обособленности служит тот факт, что Сакко и Ванцетти с трудом объяснялись на английском языке. Протоколы заседаний говорят о том, что они не всегда понимали вопросов, с которыми к ним обращались, или высказываний других участников процесса; когда же понимали, то не всегда могли выразить то, что хотели сказать. Как выразился один очевидец, они не то чтобы говорили по-английски с итальянским акцентом, сколько говорили по-итальянски, используя английские слова. Вот образец речи Сакко, с которой он выступил, когда его попросили объяснить, как он может быть анархистом и при этом утверждать, что любит Америку:

«Когда я приехал в эту страну, я увидел, что здесь не так, как я думал раньше, но все было по-другому, потому что я работал в Италии не так тяжело, как работал в этой стране. Я также мог бы жить свободно там. Работа на тех же условиях, но не такая тяжелая, примерно семь или восемь часов в день, еда лучше. Я хочу сказать по-настоящему. Конечно, здесь тоже хорошая еда, потому что страна больше, для тех, у кого есть деньги, чтобы тратить, но не для рабочих и не для рабочего класса, и в Италии у рабочих больше возможностей есть овощи, более свежие, и я приехал в эту страну».

Плохое владение английским считалось доказательством того, что итальянцы ленивы и безнадежно отсталые в умственном отношении. Многие американцы были искренне убеждены (впрочем, надо заметить, не без оснований), что их страна, открывшая двери нуждающимся из европейских стран и предоставившая им возможность зажить лучшей жизнью, получила только проблемы в виде забастовок, взрывов и усилившейся преступности. Сакко и Ванцетти стали символом такой неблагодарности. Согласно распространенному в то время мнению, если они и были невиновны в преступлении, совершенном в Саут-Брейнтри, то все равно заслуживали наказания. Даже старшина присяжных заседателей на ранней стадии процесса якобы сказал: «К черту, все равно их надо повесить!»

Пять дней спустя после предъявления обвинений Сакко и Ванцетти, перед штаб-квартирой фирмы «Джи Пи Морган энд компани» на углу Бродвея и Уолл-стрит на Манхэттене остановилась конная повозка. Ее владелец, как предполагалось, привязал лошадь и быстро удалился; через несколько секунд район сотряс такой мощный взрыв, что окна вылетели даже на тридцать седьмом этаже здания в квартале от него. Тридцать человек погибли мгновенно, несколько сотен получили травмы. Жар от взрыва был настолько велик, что многие жертвы, помимо других травм, получили сильные ожоги. Одному служащему в «Джи Пи Морган энд компани» осколком стекла из окна отрезало голову, но никто из старших управляющих, которые, предположительно, и были целями атаки, не погиб. Сам Дж. П. Морган в это время находился за границей. Его партнеры, в том числе и будущий зять Линдберга Дуайт Морроу, проводили совещание в помещении, окна которого выходили на другую сторону здания, поэтому взрыв их не затронул.

К концу дня количество жертв достигло 38 человек погибших и 143 получивших серьезные травмы. Среди тех, кому повезло, оказался и Джозеф П. Кеннеди, отец будущего президента. Он находился достаточно близко к взрыву, чтобы упасть на тротуар, но далеко, чтобы получить травмы. Морган открыл свою фирму на следующий же день, чем гордился. За информацию о террористах была предложена награда в сто тысяч долларов, но никто так и не описал предполагаемого преступника и не сообщил о других подробностях. Детективы и федеральные агенты опросили всех кузнецов к востоку от Чикаго и посетили более четырехсот конюшен в надежде опознать лошадь, повозку или подковы лошади. Бомба была начинена шрапнелью, сделанной из противовесов для оконной рамы, поэтому они опросили и всех производителей и продавцов противовесов Америки, чтобы выяснить, откуда взялись эти металлические шарики. Следователи над этим делом работали целых три года, но так ничего и не выяснили. Обвинений никому предъявлено не было.