Он рассказывал о том, как они с Рамичи работали эти годы, как подружка грустила по Таллури и плакала из-за этого, что та перестала приходить, а потом родилась их дочурка, и Рамичи некогда стало много грустить; еще рассказывал о том, как уютен их дом и как хорош сад… о многом. Таллури почти не слушала. Лишь улыбалась и кивала, возможно даже, невпопад.

Как же давно она не летала! Таллури с наслаждением смотрела в окно, вниз, на проносившиеся мимо окраины Города, потом — окрестные поля, порыжевшие под дыханием осени, мелкие речушки и перелески — пронзительно яркие и свежие в осеннем прохладном воздухе. Осень. В Атлантиде осень.

— Как красиво, — прошептала она.

— Что? — не расслышал Нэфетис.

— Я говорю — красиво. Прости, привыкла говорить еле слышно.

— Сама с собой? — с грустным пониманием откликнулся Нэф.

Таллури кивнула.

— Помолчим? — деликатно предложил он.

— Нет уж, намолчалась, — фыркнула она. — Но сначала я послушаю тебя, расскажи еще что-нибудь.

Он заговорил вновь. Таллури получала огромное удовольствие и от голоса друга, и ровного шума мотора, и едва слышного свиста ветра за бортом…

Свист ветра.

Тишина. Тишина. Тишина!

И только свист ветра.

— Таллури…

— Что случилось?

— Таллури, беда, — глухим голосом вдруг прошептал Нэфетис.

— Мотор?..

— Не работает, мы планируем! — Нэфетис судорожно щелкал тумблерами.

На панели управления перед Нэфетисом не горело ни одного огонька — панель была мертва. И двигатель молчал мертво. Латуфа двигалась по инерции, но в ее болезненном, неровном движении уже угадывалось скорое… неужели?., падение.

— Что же это, Нэф?

— Не знаю. Но это не латуфа. Это что-то с энергоцентром!

— Но ведь даже не было экстренной команды «к посадке»!

— Не было. Ничего не было. И слышишь, какой-то страшный грохот издалека? Да-да, случилось нечто ужасное! Таллури! — вдруг воскликнул он, снимая руки со штурвала.

Сначала она не поняла, что он делает, потом увидела — Нэфетис, лихорадочно торопясь, стаскивает с руки золотой браслет, а с пальца — кольцо — печатку и вынимает монеты из кармана летной куртки:

— Вот, если ты останешься жива, отдай Рамичи!

Латуфа накренилась.

— А если ты останешься жив, — она вцепилась похолодевшими пальцами в обшивку латуфы, — передай господину Нэчи, что… впрочем, он всё знает. Уже знает: он слышит меня.

«Да, Торис, ты слышишь меня, — латуфа уходила в штопор. — Любимый, всё произошло быстрее, чем мы думали, а я все-таки немного надеялась… Ну, что поделаешь. Прости, что обманула тебя, улетев с Нэфетисом, но, видишь, так было нужно! Ты жив и знай, я ни о чем и нисколечко не жалею! Люблю тебя!»

* * *

Темнота. Ни проблеска.

Темнота и тишина.

Звуков нет. Никаких.

Совсем нет звуков.

Боль. Очень больно!

Таллури застонала, но боль внезапно кончилась — так обрывается звук на высокой ноте. И тут же «услышала» господина Нэчи:

«Я здесь, детка, я помогу. Но двигаться не пробуй».

Он здесь, он общается с ней, значит, сейчас всё разъяснится. Таллури попыталась разлепить губы, открыть глаза. Ничего не получалось. Странное ощущение: она будто забыла, как это делается. Невозможно оказалось даже вспомнить порядок действий, словно не было тела.

«Торис, я жива? Что со мной?»

Он ответил не сразу, и его голос был полон бесконечного страдания:

«Ты, точнее — твое сознание, на Пороге. Между жизнью и смертью».

«Я… разбилась?»

Он ответил, как простонал:

«Да, мой ангел».

Пока было не очень понятно, как же они общаются, и Таллури уточнила:

«Но ты здесь, со мной?»

«Я буду с тобой некоторое время, детка. Мы с тобой всегда слышали друг друга, и теперь я смогу помочь тебе удержать сознание и пообщаться с людьми, оставшимися в этой реальности. Ты успеешь проститься с этой жизнью, а еще — поговорить с Великим наставником».

«С Великим наставником? Я? Это какой-то ритуал?»

«Да. Ритуал Последней трансформы».

«Ритуал Последней трансформы? Но он же мне не полагается! То есть — не полагался».

«Он полагался мне».

Таллури поняла:

«Какже это? Ты отдал его мне?!»

«Да, любимая, — ответил он также просто, как ответила ему она сама по его возвращении из надвременного портала. — А как же иначе? Что еще я мог для тебя сделать?»

«А сейчас что происходит?»

«Я несу тебя на руках, мы поднимаемся на самый верх пирамиды Университета. Там находится зал Последней трансформы и обиталище Великого наставника, Древнего Ящера».

«Я ничего не чувствую, только слышу тебя».

«Твое тело почти безжизненно. Я успел лишь удержать твое сознание на Пороге между мирами».

«Что же с нами произошло?»

«Невероятная энергетическая и, как следствие, экологическая катастрофа. Тотальное и мгновенное отключение всех энергоцентров».

«Так неожиданно!»

«Неожиданно? — он едва не зарычал. — Это можно было предугадать, было столько предупреждений и предсказаний! Столько народа погибло. Едва ли не треть Атлантиды. Столько земель ушло под воду! Но теперь об этом не время, да тебе и не нужно».

«А тогда, для меня… я имею в виду — неужели это может считаться исполнением обета? Раз я не одна погибла».

«Наши рассуждения и понимание хода событий — не мысли Единого. Нам не понять их никогда. Мы никогда не узнаем, какие основания закончить свой земной путь были у каждого из погибших. У Атлантиды в целом и у многих атлантов, в частности, таких причин достаточно. Я знаю лишь о тебе, — он сглотнул. — Но мы пришли. Я кладу тебя на ритуальный подиум».

Таллури по — прежнему ничего не видела и не ощущала — испугавшись остаться в кромешной тьме без голоса Ториса, она «закричала»:

«Не уходи! Не оставляй меня!»

«Нет-нет, что ты! — немедленно отозвался он. — Я буду с тобой до… до конца».

Таллури сразу успокоилась и, как только успокоилась, «услышала» новый голос — странный, медленный, нисходящий откуда-то сверху, шипящий. Нечеловеческий? И голос ли? Будто не голос звучал, а сыпался сверху песчаный поток, и причудливое столкновение-трение песчинок таинственным образом складывалось в слова, обретая смысл.

Она угадала — Древний Ящер, Великий наставник атлантов.