было вывезено в Варсонофьевский монастырь (в самой Москве), а оттуда отправлено в Троице-Сергиев монастырь, где в конце концов были погребены и другие члены его семьи.

Трагедия Бориса окончилась гибелью героя, как принято думать после прекрасного произведения Пушкина «Борис Годунов». Сам Пушкин не решался в своих заметках и письмах дать точное определение тому, что он создал под влиянием карамзинского представления о Годунове – жертве преступного властолюбия. «Вы меня спросите, – писал он, – ваша трагедия есть ли трагедия характеров или нравов» («tragedie de caractere ou de coutume?»). И на этот вопрос Пушкин не давал своему корреспонденту ясного ответа. «Я пытался, – говорит он, – соединить оба вида» («de les unir tons deux»). Но в этом была существенная историческая ошибка. Бытовые элементы пушкинского «Бориса» необходимо было соединить не с трагедией характеров, а с трагедией рока. Борис умирал, истомленный не борьбой с собственной совестью, на которой не лежало (по мерке того века) никаких особых грехов и преступлений, а борьбой с тяжелейшими условиями его государственной работы. Поставленный во главу правительства в эпоху сложнейшего кризиса, Борис был вынужден мирить непримиримое и соединять несочетаемое. Он умиротворял общество, взволнованное террором Грозного, и в то же время он его крепостил для государственной пользы. Он давал льготу одним и жал других, тянул вверх третьих и принижал четвертых – все во имя той же государственной пользы. Он работал на государство и в то же время готовил трон для себя; он отказывался от сана монарха, когда уже был им фактически. Сложность и многогранность его деятельности обнаружили во всем блеске его правительственный талант и его хорошие качества – мягкость и доброту; но эти же свойства сделали его предметом не только удивления, восторга и похвал, но и зависти, ненависти и клеветы. По воле рока злословие и клевета оказались вероподобными для грубых умов и легковерных сердец и обратились в средство политической борьбы и интриги. Пока Борис был жив и силен, интриги не препятствовали ему править и царствовать. Но как только он в пылу борьбы и в полном напряжении труда окончил свое земное поприще, интрига и клевета восторжествовали над его семьей и погубили ее, а личную память Бориса омрачили тяжкими обвинениями. Обвинения, однако, не были доказаны: они только получили официальное утверждение государственной и церковной власти и передали потомству загрязненный облик Бориса. Его моральная реставрация есть, по нашему мнению, прямой долг исторической науки.

Примечания

1

Лихачев Н. Дело о приезде в Москву Антонио Поссевина. СПб., 1893. С. 60. Табл. IV.

2

Лихачев Н. Указ. соч. С. 62 и след.

3

Память апостола Тита чествуется 25 августа – день рождения Грозного; в этом – смысл предсказания. По отзыву Иоанна Златоуста, Тит был наиболее искусным из учеников апостола Павла; в этом, быть может, объяснение слов «широкий ум».

4

За исключением князя Андрея Михайловича, который сидел в тюрьме, по-видимому, по прикосновенности к делу удельного князя Юрия.

5

Грозный в письме к Курбскому рассказывал, что его с братом бояре плохо кормили и одевали, с ними дерзко обращались («многажды поздно ядох не по своей воли»), оскорбляли память его отца; крали казну, золото, серебро и меха, и «вся по мзде творяще и глаголюще». Эти обвинения были главным образом направлены на Шуйских.

6

Личный состав Боярской думы «бояр всех» и ближней думы тех лет нам известен. Ближними боярами были в те годы кн. И.Ф. Мстиславский, кн. В.И. Воротынский, И.В. Шереметев «большой», кн. Д.И. Курлятев, М.Я. Морозов, кн. Д.Ф. Паленкой, Д.Р. Юрьев-Захарьин, В.М. Юрьев-Захарьин. Из них один Курлятев принадлежал к Избранной раде.

7

Батожник – служитель с батогом (палкой), идущий впереди царского или боярского поезда и расчищающий путь; на севере – церковный сторож с батогом (по Далю).

8

Сочинения князя А.М. Курбского // Русская историческая библиотека. Т. XXXI. С. 28, 30, 55.

9

Это важное известие находится в малоизвестном летописце и издано не вполне исправно (Полное собрание русских летописей. Т. XXII. С. 528–529). По-видимому, событие 27 февраля 1549 года послужило поводом к составлению легенды о Земском соборе 1547 или 1550 года, когда будто бы царь на площади торжественно говорил всему народу покаянную речь и обещал ему правосудие {Карамзин. История госсударства Российского. Т. VIII. Глава III и примеч. 182 и 184).

10

Именно таких жалобщиков, пришедших к царю из Пскова жаловаться на князя Турунтая Пронского, молодой царь жестоко истязал весной 1547 года в селе Островке.

11

Это были присяжные, название которых произошло от того, что их приводили «к крестному целованью в том, что им доходы и прибыль сбирати в правду, безо всякие хитрости».

12

Боярам было выдано в Казани сразу 2700 русских пленников; а всего, по московскому счету, возвратились на Русь из Казанского царства 60 000 человек только через Свияжск «вверх Волгою», не считая тех, кто вернулся иным путем – на Вятку, Пермь, Вологду: «все по своим местом, кому куды ближе, туды пошли».

13

Карамзин принял летописное слово «Размысла» за имя нарицательное и пояснил: «Немецкому размыслу, то есть инженеру». В словарях Срезневского и Даля «размысл» имеет несколько значений, но ни одного в смысле «инженера». Вероятнее, «Размысл» есть испорченная фамилия «Размуссен». Датский гонец Peter Rasmussen в 1602 году в Москве именовался «Петр Размысл».

14

Если бы Юрий был дееспособен, он был бы главным соперником племяннику своему Дмитрию. Но он был невменяем. Курбский о нем прямо говорит, что он «был без ума и без памяти и бессловесен: тако же, аки див якой, родился». До самой смерти (1563) он не помянут ни в каком деле – ни в актах, ни в летописях.

15

Голдовник – вероятно, с польского значит «данник, вассал».

16

Мнение, что Грозный из 6000 жилых дворов в Новгороде запустошил 5000, теперь оставлено. Новгород быстро пустел под влиянием Ливонской войны; но несомненно, что погром 1570 года повлек за собой массу жертв и ускорил обнищание края.