Брюнгильда предвидела это, но все же не думала, что все произойдет именно так. За жизнь Зигфрида Одину было обещано много душ, и кровожадность отца богов должна была утолиться чудовищным падением двух королевств. Такова была старая игра — спасти благородную жизнь за счет тысяч безымянных душ.

Поступок Нацрея изменил обещанную судьбу, нарушил баланс между Асгардом и Мидгардом. И виновата в этом была только Брюнгильда. Она должна была предвидеть, что сердца Зигфрида и Ксандрии стремились не к войне, а только друг к другу. Их страсть, вызванная чувством любви, не могла посеять ненависть и раздор. Брюнгильда в ярости проклинала и саму себя, и войско Зигфрида. Она стояла на холме, глядя на миролюбивую обстановку, царившую на линии фронта. Солдаты оставались в своих шатрах, перевязывали заживающие раны, ухаживали за лошадьми. Кое-кто уже молился, благодаря небо за конец насилия.

Это было… неправильно. Неправильно и отвратительно.

Внезапно рядом с Брюнгильдой раздалось хихиканье. Сперва тихое, словно оно доносилось издалека, а затем все громче и громче. Звук скользил по траве, отражаясь в росе у ее ног.

— Нееет… крооовиии… Одииинууу… Нееет победыыы Зииигфридууу… Нееет концааа проклятиююю…

Валькирия в гневе топнула, как будто могла таким образом заставить нибелунгов молчать.

— Я не собиралась этого делать! Судьба обещала принцу порабощение Ксантена — после долгой и тяжелой войны!

— Судъбааа не исполнилааасссь… из-за тебяяя… Будущее чернооо…

А ведь все могло разрешиться просто. Кроваво, но просто. Зигфрид убил бы Вульфгара, а затем женился на Ксандрии, объединив королевства. Когда Брюнгильда еще могла отчетливо представлять будущее, она видела Зигфрида королем, сумевшим бросить вызов королевству франков. Ему было предопределено править не одной страной, а целым континентом. Он стал бы не королем Зигфридом, а императором Зигфридом.

Но Нацрей уничтожил это будущее. Поступок одного-единственного человека изменил судьбу всех людей. Воды будущего стали мутными. Ни жаждущие отмщения нибелунги, ни Брюнгильда, ни, возможно, даже Один не могли сказать, что же теперь будет.

— Кааак же тааак… кааак же тааак… какжетаккакжетаккакжетак?

Это был вопрос и в то же время обвинение. Брюнгильда попыталась оправдаться:

— Это араб во всем виноват. Боги могут предопределять судьбу только тех людей, которые в них верят, а он вмешался во все это, хотя обладал сердцем без предназначения, душой без судьбы. Он не верил в волю богов, и его клинок уничтожил то, что позволяло предвидеть будущее на долгие годы вперед.

— Ооодин будееет буйствовааатъ… Ооодин будееет требовааать… Ооодин будет карааать…

Брюнгильда молчала, потому что ничего не могла возразить. Посулив отцу богов много других душ, она уберегла Зигфрида, продлив время его жизни из-за пустых воспоминаний о своем возлюбленном. В итоге ей не удалось выплатить договоренную цену, и уже не важно было, по какой причине это произошло. Она забыла о своем долге валькирии и теперь не могла что-либо исправить.

Валькирия догадывалась, что даже смерти Зигфрида будет недостаточно для того, чтобы успокоить Одина. Вину перед отцом богов ей вряд ли удастся загладить, несмотря на то что на берегах Рейна высились горы трупов.

Один потребует страданий.

Неслыханных страданий.

Чудовищных страданий.

Бесконечных страданий.

— Мне очень жаль, Зигфрид, — прошептала Брюнгильда под заливистый смех нибелунгов.

Просто удивительно, как одна ночь и две смерти могут изменить мир. Если вчера Зигфрид мог только мечтать о том, чтобы захватить ксантенский замок, то теперь неприступная крепость лежала прямо у его ног и для ее захвата не нужен был меч.

Он старался держаться на втором плане, в то время как Ксандрия решала повседневные вопросы. Официально мир не был заключен, а так как Зигфрид не завоевал страну, то ему не приличествовало ею управлять. Он был уверен, что новая королева станет править вместе с ним и что в их славном будущем Ксантен и Исландия сольются в единое королевство, управляемое королевской парой.

Военачальники обоих войск, в душах которых больше не горел огонь войны, встретились без ненависти и, протянув друг другу руки, обсудили положение. Зигфрид обещал своим солдатам гражданство Ксантена, и измученная земля с благодарностью приняла чужеземцев, которые собирались заниматься земледелием, животноводством и торговлей. Женщины ждали новых мужчин, дети — новых отцов, а солдаты — мира там, где они могли спокойно состариться. Конечно, Ксантен был еще очень далек от исполнения этих мечтаний, но не сулил ли неслыханный конец войны новых надежд?

Зигфрид хотел, чтобы Ксандрия вновь стала доверять ему, и, хотя он мучился из-за смерти Нацрея, его радовал конец войны, благодаря чему удалось избежать дальнейшего кровопролития. Пока королева занималась назначением новых чиновников на важнейшие посты в государстве и отправляла жестоких прихвостней ее отца в изгнание, Зигфрид с ее позволения принялся укреплять замок. Осмотрев склады, он обнаружил огромные запасы провизии, которая вот-вот могла испортиться. Он нашел невероятное количество тканей, без которых ксантенцы мерзли зимой, а также плуги, ржавеющие здесь, вместо того чтобы быть использованными на полях. Он быстро организовал десять групп верных солдат, чтобы те передали излишки двора простым гражданам. Для новоприбывших в Ксантен готовилась пища, им раздавали вина из погребов короля. Молодая королева собиралась править справедливо и милостиво.

Зигфрид и Ксандрия целыми днями напролет пытались навести порядок, чтобы не дать королевству погрузиться в хаос. Сильная рука Вульфгара утратила свою железную хватку, и теперь в ход должно было пойти мудрое планирование.

Вечером одна из придворных дам сказала Зигфриду, что королева просит его явиться в ее личные покои. Зигфрид ответил согласием и, проходя по коридорам, которые он успел изучить за день, продолжал раздавать указания на завтра. При этом он жевал кусок холодного мяса, так как успел проголодаться. Вот уж действительно выдался волнующий день, полный усердного труда.

Он открыл дверь в комнату Ксандрии, по-прежнему погруженный в мысли о том, где же разместить лошадей своих солдат и найти для них сено. Теплый ветер развеял все его мысли. Ему показалось, что двор и насущные проблемы исчезли в одно мгновение, утратив свое значение.

Ксандрия лежала на кровати, и ее нежное обнаженное тело освещали сотни свечей. Ее белоснежная плоть была невинной и в то же время требовательной. Свет отражался в рыжих волосах, а лоно блестело от влаги ярче, чем все сокровища нибелунгов. Несмотря на то что в комнате было тепло, ее соски торчали от возбуждения, словно ожидая губ, которые поцеловали бы их. От лица до кончиков пальцев на ногах королева была намазана ароматическим маслом, и ее кожа пахла розами и вином. И она действительно была королевой. Ее единственное украшение, корона, сверкала, отражая пламя свечей.