Если прежде помощь России православному населению Балкан носила единичный характер[523], то теперь стало возможным систематически осуществлять частную благотворительность и даже превратить ее в политическое дело. Фонд Славянского комитета складывался из ежегодных взносов его членов, личных пожертвований, а также пособий от Императрицы Марии Александровны и Министерства народного образования. Собранные средства направлялись на помощь православным церквам, школам, народно-просветительным учреждениям в славянских землях; на эти деньги молодые болгары и сербы получали образование в Московском университете и Духовной академии.

С самого основания Московского славянского благотворительного комитета руководящая роль в нем принадлежала славянофилам. В их печатных органах — газете «Парус», издаваемой специально для распространения в славянских странах, и журнале «Русская беседа» — подробно рассказывалось о деятельности Славянского комитета и пропагандировались его задачи. Однако недреманное око цензуры зорко следило за политической линией, проводимой в славянофильской периодике.

29 января 1859 года «Парус» под редакцией И. С. Аксакова «за обнаруженное предосудительное направление» был прекращен. Это вызвало негативную реакцию в славянской среде, и Александр II высказал министру иностранных дел князю А. М. Горчакову пожелание, чтобы в самое ближайшее время началось издание новой еженедельной газеты — «с целью поддержать и развить сочувствие соплеменных нам славян».

Стать редактором нового органа было предложено Чижову. В аттестации, представленной князю Горчакову директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел Е. П. Ковалевским, Чижов характеризовался как человек, «известный в ученом мире разработкой славянских материалов и другими замечательными статьями»[524]. Но Федор Васильевич в это время уже вовсю редактировал журнал «Вестник промышленности», а потому соглашался принять поступившее из Петербурга предложение лишь в случае, если новая газета «будет спасенным „Парусом“», и в письме к Ковалевскому изложил программу будущего издания под предположительным названием «Пароход».

Программа «Парохода» была аналогична программе аксаковского «Паруса», то есть с включением политических вопросов. С этим категорически не согласился Совет министров. Основываясь на замечаниях, сделанных наместником Царства Польского князем М. Д. Горчаковым, он обязал новое периодическое издание иметь чисто учено-литературный характер и не вмешиваться в современную международную проблематику. «Распространение права самобытного развития славянских народностей в государствах чужеземных, — говорилось в постановлении, — может быть в некоторых случаях противно видам русской политики и принято за пропаганду, чего наше правительство отнюдь не желает».

Разумеется, на предложенных условиях издавать газету Чижов не согласился[525]. Вскоре отдел славянских известий в виде, нужном правительству, был открыт в «Санкт-Петербургских ведомостях».

Как член Славянского комитета, Чижов делал все возможное, чтобы расширить торгово-экономические связи русских купцов со славянами Балканского полуострова, привлекал к сотрудничеству в «Вестнике промышленности» славянских публицистов. Среди его заграничных корреспондентов встречается имя словенского национального деятеля В. Клуна, успешно сотрудничавшего до этого в «Русской беседе»[526]. В 1858 году Чижов опубликовал в своем журнале четыре очерка Клуна, которые содержали детальный разбор состояния торговли и промышленности в Австрийской империи. Автор поднимал в своих статьях проблемы, близкие и понятные русскому читателю: борьба за гражданские права и свободы, защита большей предпринимательской самостоятельности, требование отмены разорительных таможенных тарифов, положительные последствия реформы 1849 года, уничтожившей в Австрии крепостное право[527].

Желая еще более приблизить проблематику корреспонденций Клуна к современной российской действительности, Чижов в примечании от редактора перечислил разного рода трудности, с которыми сталкивалась австрийская (читай: наша, отечественная) промышленность и промышленники — архаичность коммерческого и банковского устава, злоупотребления полиции, бюрократический формализм, неразвитость системы кредита, плохое состояние путей сообщения. Здесь же Чижов изложил свои взгляды на положение славян в Австрийской империи, о чем Клуну приходилось говорить лишь намеками. «Правительство в Австрии, — писал Чижов, — не есть сосредоточенная власть всего народа, народ не есть целое органическое тело, повинующееся власти… Нет, тут правительство — властитель, граждане… — управляемые; первое — завоеватель… вторые — масса завоеванных, едва только не скованных по рукам и ногам рабов… Обыкновенно чреволюбивые австрийцы в утешение угнетенным говорят, что оковы в Австрии нетяжелы; но дело не в том, тяжелы ли оковы, а в том, что их носят; позор не в весе цепей, а в их бряцании; им уничтожается и самая мысль о человеческом достоинстве и неразлучных с ним свободе мысли и свободе слова»[528].

Восстание в Царстве Польском 1863 года Чижов воспринял в соответствии с традиционным, разработанным еще «столпами» славянофильства (А. С. Хомяковым и И. В. Киреевским) противопоставлением России, хранящей в среде народа верность основным началам славянской жизни (Православию и общинной демократии), — Польше, поддавшейся влиянию Запада и перенявшей от него католичество и дух аристократического высокомерия. Имеющее вселенский смысл противоборство России и Польши, по его мнению, непременно разрешится в пользу России не с помощью насилия и карательных мер, а путем нравственного примера при условии, если краю будет предоставлено право на самостоятельное развитие и самоопределение.

В ходе польского восстания часть славянофилов, а именно трое из них: князь В. А. Черкасский, А. И. Кошелев и Ю. Ф. Самарин — оказались в плену великорусских настроений, охвативших лагерь либералов. На посту директора Комиссии внутренних дел Царства Польского князь Черкасский при деятельной поддержке Самарина разработал проект аграрной реформы, призванной, как считал Чижов, расколоть польское общество и изолировать крестьян от шляхтичей — лидеров восстания. «В Польше, — писал Чижов, — чтобы навсегда разъединить крестьянина с помещиком, он (князь Черкасский. — И. С.) в помещичьих лесах предоставил пастьбу скота крестьянам… Вражда между крестьянами и панами есть твердый оплот для России в Польше; но… рассевать семя такой вражды — чем ни оправдывай, все гадко»[529].