И Криста ударила.

Несмотря на сильное душевное волнение, когда вдруг оказалась раскрыта ее самая важная тайна, и кем! — Каве была готова к выпаду врага и тут же защитилась круговым движением: она провернула вокруг себя линию и ударила сама — одним косым ударом.

Криста взревела, разозленная неудачей, и вновь налетела, бешено орудуя ножом направо и налево. Каве отразила первую серию ударов, после чего плюнула на все и упала ничком на землю, как учил Мольфар, чтобы земля защитила от страшного ножа.

Их бой послужил сигналом для драконорогов: над ними, заслоняя собою солнце, метались яростные тени бьющихся насмерть стихийников — черно-желтая и черно-сиреневая молнии.

Перекатившись, Каве вновь встала на ноги, но тут же упала. Удар, брошенный в спину, не достиг цели — земля защитила. Но чтобы самой ударить градовым ножом, Каве надо было-таки подняться. Она только перевернулась на бок, как увидела, что рыжая, отбросив градовой нож в сторону, вытащила из-за пазухи другой — простой обычный кинжал, похожий на иглу.

— Сдохни! — вскричала ведьма и прыгнула на Каве. Но та изловчилась и пнула соперницу в грудь. Криста не ожидала этого и отлетела на пару шагов, впрочем, оставшись на ногах.

Каве действовала так быстро, словно это не она, а нож вел ее руку: взвинтившись в прыжке, она рубанула наотмашь косым ударом — грудь рыжей ведьмы перечеркнула яркая красная полоса.

Кинжал выпал из руки Кристы Соболь, мягко и легко войдя в травянистую землю. Ведьма упала на колени, растерянно прижимая руку к груди, — пальцы тут же окрасились в алый.

Ее лютый взгляд сменился болью, разочарованием и удивлением. Вокруг нее начали проявляться тени призраков: молочно-белые, словно клочки тумана, и темные плотные сгустки, похожие на обрывки грозовых туч.

Каве опустила нож, с ужасом взирая на поверженного врага и хоровод черно-белых силуэтов, взявших рыжую ведьму в плотное кольцо. Казалось, они дурачатся: танцуют, кривляются, корчат рожи…

Вдруг что-то кольнуло Каве в грудь: будто иголка вошла под кожу. Охнув, она схватилась за сердце. Следующая игла заставила упасть на колени.

«Ты убила человека, Каве».

Девушка в страхе оглянулась. Но этот голос, казалось, шел из самого ее сердца.

«Она напала на меня… Хотела моей смерти!»

«Но ты ее убила… Ты!»

«Я защищалась!»

«Все равно…»

Мир стремительно угасал, теряя краски и смыслы… Она видела только злорадное лицо Кристы, ее обвиняющий взор и вдруг — стеклянные глаза с застывшей навсегда радужкой цвета охры, глаза, в последний раз обращенные к небу… Рыжие змейки волос, разметавшиеся по траве, такой ярко-зеленой… И сиренево-черную тень, промелькнувшую вдали… Чьи-то встревоженные голоса, бессвязные мысли, крики. И собственный голос, но какой-то чужой, будто со стороны.

«Ты убила, Каве. — Голос был жестким, сухим и равнодушным. — Она была жива, а стала мертва. Да, плохой был человек. Но кто сейчас виноват? Каве…»

«Нет!»

В следующий миг призраки разорвали кольцо над Кристой и, завывая на разные голоса, — жутко, хрипло, остервенело, — метнулись к ней. Каве хотела закричать, но не смогла, проваливаясь в черноту все дальше, все глубже.

В ее сердце воцарилась ночь.

Возле двери, ведущей в комнату к проклятой, собралось несколько особ. Алексей Вордак нервно мерил широкими шагами коридор, чем страшно раздражал Тай, сидевшую на низком стуле у раскрытого окна. Когда он проходил мимо, чара провожала его хмурым взглядом. Пан Чах и пан Седрик стояли немного поодаль. Оба пребывали в человеческом облике, причем карпатский маг почему-то выбрал облик синеглазого юноши.

Все они ждали новостей. Вот уже третий час Рик Стригой находился у постели Каве, и никаких вестей от него не поступало.

Наконец Алексей Вордак остановился возле пана Седрика, к большому облегчению рыжей чары.

— Значит, это вы — тот самый Великий Мольфар? — резко спросил он. — Освобожденный милостью Каве из-под древней горы? А запрятал вас туда он, Стригой?

— Да, да и да, — несколько раздраженно ответил пан Седрик. — А ты, как я понимаю, тот самый мальчишка, не сумевший удержаться на карпатском троне? А ранее — попавший под действие простейшего любовного зелья, теперь же — задающий глупые вопросы?

Вордак скрипнул зубами, но промолчал.

— Я всего лишь хотел спросить… — Он запнулся, но продолжил: — Вы же заступитесь за нее? Ну, перед ним? Поможете спасти…

— А для чего я торчу здесь, как ты думаешь?

Неожиданно в их разговор вмешалась Тай.

— Мы все пришли, чтобы помочь Каве, — сказала она, искоса взглянув на парня. — Главное, чтобы она осталась жива… И хорошо бы не стала полудухом.

— Но ты, чара Тай, можешь помочь делу Каве лучше всех нас, — вдруг произнес пан Седрик. — Ты победила в турнире, и у тебя есть право одного желания. Используй сей великий шанс с умом.

Синие глаза прекрасного юноши обратились к девушке. Она открыла рот, чтобы ответить, но передумала. Наоборот, нахмурилась и отвернулась к стене, возле которой стоял пан Чах, изо всех сил делая вид, что не интересуется разговором.

Наконец дверь открылась. На пороге возник полудух в неизменном черном наряде. Его лицо выглядело мрачным, однако глаза смотрели привычно насмешливо.

Первой возле него оказалась Тай.

— Ей лучше? — требовательно спросила она. — Что с ней происходит? Вы разобрались, в чем дело?

— Прошу всех за мной. — Рик Стригой повернулся и вновь исчез в черном проеме.

В комнате пахло ландышами. Над единственной кроватью светила небольшая лампа в виде жемчужного шара, белели занавески на узких окнах. Чистенько, уютно, тихо.

Девушка лежала в постели, накрытая толстым одеялом до самого подбородка. Глаза ее были закрыты, губы сухи и неподвижны. Лицо в ореоле растрепанных светлых волос казалось неестественно бледным, но спокойным. Со стороны можно было подумать, что она просто спит.

— Ты разгадал суть проклятия, Стригой? — послышался сухой вопрос пана Седрика.

— Конечно, — не поворачивая головы, произнес тот. — Наверняка ты еще помнишь, точно такое же проклятие когда-то настигло меня. После того, как я убил некоего Жаха.

— Вот оно как…

— Именно так, Великий Мольфар. Оно самое.

— Да что это за проклятие? — не выдержал Вордак. — Насколько оно опасно, можно ли его снять? Каве что, может стать… полудухом?

— Это засмертельное проклятие, — отозвался Стригой и остро глянул на парня. — Серьезная штука. Обычно им оберегают жизнь особо важных особ, потому что наложить такое проклятие под силу далеко не каждому. Ради самого изготовления столь мощной защиты нужно добровольное пожертвование… Человек, который безропотно отдаст колдуну свою жизненную силу. Иначе говоря, умрет. Мало того, это проклятие уже при сотворении было нацелено на Каве. Скорее всего, Лютогор озаботился… Он знал, что между двумя ведьмами будет решающая схватка. Но, как ни странно, поставил не на Кристину Соболь, а на нашу ведьму. Поэтому защитил не жизнь, а смерть той рыженькой, мир ее праху… И — столь сильным проклятием… Интересно, кто из родственников Кристы Соболь пожертвовал жизнью, чтобы защитить ее не столько от нашей Каве, сколько от Лютогора. Засмертельное проклятие начинает действовать, если его носитель ранен. Иначе говоря — прольет кровь. И разит не только того, на кого нацелено. Хозяин тоже умирает. Вот и доверяй после такого покровительству влиятельных особ. Не хочу быть голословным, однако подобное заклятие сразило бы насмерть любого. Я знаю лишь один случай, когда этого не произошло. И то — наполовину.