душах этих Божьих чад

Перемешались рай и ад.

Но тот, в ком веры вовсе нет

Избрал один лишь черный цвет,

И непременно потому

Он канет в ночь, в густую тьму,

А не утративший надежды

Оденет белые одежды

И к праведникам он примкнет.

Но всяк ли мой пример поймет?

В чем суть подобного примера?

В том, что всего важнее – вера.

В разгар немыслимой борьбы

Меж черной мглой и ясным светом,

Кто устоит в боренье этом,

Спасению душу отворя?

Для тех старался я не зря.

Думаю, когда Вольфрам пел эти стихи, не одна рыцарская голова виновато склонялась, и не один рыцарь подумал: «Надо мне на исповедь. Давно уже не был». Конечно рыцарь фон Эшенбах старался не зря. И если какой-нибудь пан Сапковский сказал бы поклонникам его стихов, что таких рыцарей, как Парцифаль в жизни не бывает, так я думаю, что пана унесли бы на носилках. Чтобы впредь сначала думал, а потом говорил.

Великому творению рыцарского духа роману «Парцифаль» недавно исполнилось 800 лет. А как вчера написано. Не хотите ли узнать, какими были настоящие рыцари не от америкоса Мартина, а от самого что ни на есть настоящего рыцаря? Про Вольфрама фон Эшенбаха даже Мартин и Сапковский никогда не смогут сказать, что его не существовало. И вот какой портрет рыцаря вышел из-под рыцарского пера:

За самый малый знак внимания

Он всех всегда благодарил

Не в силу княжеского званья

Людьми он обожаем был,

А в силу скромности безмерной

И прямоты нелицемерной,

Той благородной чистоты,

Не признающей суеты…

Вот отчего вошли в преданья

Его высокие деяния.

<…>

Он, окруженный громкой славой,

Ей не кичился никогда,

Душа его была тверда,

Как ясен был рассудок здравый.

Служить хотел он… Но кому?

Не коронованным особам,

Не кесарям высоколобым,

А только Богу одному

<…>

Будь милосерд и справедлив

К чужим ошибкам терпелив,

И помни всюду и везде:

Не оставляй людей в беде

Спеши, спеши на помощь к ним,

К тем, кто обижен и гоним,

Навек спознавшись с состраданьем,

Как с первым рыцарским деяньем.

Господне ждет благодаренье,

Кто воспитал в себе смиренье.

Умерен будь. Сколь славен тот,

Кто и не скряга и не мот.

С вопросами соваться бойся,

А вопрошающим – откройся.

При этом никогда не ври,

Спросили – правду говори.

Вступая в бой сомкни, мой милый,

Великодушие с твердой силой.

Не смей, коль совесть дорога,

Топтать лежачего врага,

И если он тебе сдается,

То и живым пусть остается.

Поверженных не обижай,

Чужие нравы уважай

<…>

Стоять коленопреклоненным

Возможно лишь перед Мадонной

Да перед Господом Христом,

Или во храме пред крестом.

<…>

Чья перевешивает чаша:

Моя или, к примеру, ваша?

А та, где слава тяжелей!

Но это значит: не жалей

Сперва себя во время боя,

Будь властен над самим собою,

Не потакай себе ни в чем…

Вот так-то! Ну а уж потом

И к недругам будь беспощаден.

<…>

Нет, страха он не испытал,

В себе он волю воспитал,

Рад приключениям и тревогам,

И был за то замечен Богом

И Сам Господь его снабдил

Запасом небывалых сил.

И рассуждали знатоки

О доблести его руки:

«Да, равных нет ему, пожалуй!

А этот выпад небывалый,

А этот натиск! А удар!

Здесь, вне сомнений – Божий дар.»

***

История, конечно, не донесла и не могла донести до нас развернутые биографии рядовых рыцарей. Их собирательный образ отразили рыцарские романы. Что же касается конкретных исторических рыцарей с именами и биографиями, то это в основном – представители высшей аристократии. Но и герцоги, и принцы, и короли были тогда прежде всего рыцарями. Их сохраненные историей образы – это подлинные рыцарские образы.

Герцог Готфрид Бульонский

Герцог Нижней Лотарингии Готфрид Бульонский родился в Реймской провинции в городе Булоне. Его отец, Евстафий, был графом города, а мать Ида – сестрой герцога Лотарингского. Дядя усыновил племянника, который наследовал ему. Так Готфрид стал герцогом.

Его мать была женщиной очень набожной. Она дала Готфриду и его братьям прекрасное религиозное воспитание. Искреннюю веру во Христа, унаследованную от матери, Готфрид пронесет через всю жизнь.

Герцог Лотарингии был вассалом германского императора. И вот однажды при императорском дворе Готфрид был вынужден участвовать в одном поединке, которого не хотел, но отказаться от которого не имел возможности. Вот он ударил противника по щиту с такой силой, что меч сломался и в его руке остался лишь небольшой обломок. Наблюдавшие за поединком рыцари просили императора остановить бой, но Готфрид настоял на продолжении борьбы. Противник с целым мечом сильно наседал на него, но Готфрид изловчился и ударил противника рукояткой меча в висок с такой силой, что тот упал, едва живой. Тогда Готфрид схватил меч противника, подозвал князей и настоятельно просил их устроить мир с поверженным. Князья тут же с радостью устроили мир.

Готфрид в этом поединке дал блестящий образец благородного поведения. Он показал, как могут сочетаться готовность драться и миролюбие, умение не щадить себя и умение щадить противника. А ведь это ещё XIвек. Как видим, рыцарство уже родилось.

А потом началась война с саксами, которые предали императора и поставили королем графа Рудольфа Швабского. Император созвал своих вассалов, в том числе и герцога Готфрида. В день битвы император спросил князей, кому он может доверить знамя и начальство над армией. Князья дружно сказали, что лучше герцога Лотарингии никого не найти. Готфрид отказывался, он не любил себя выпячивать, но его провозгласили тысячи и император вручил ему знамя.

В битве герцог устремился на ту часть неприятельского войска, которой командовал сам Рудольф. Неудержимым натиском Готфрид прорвал ряды неприятеля, сразил Рудольфа и вонзил ему знамя в грудь. Это был сущий лев. Саксы, увидев своего вождя поверженным, сдались императору, который хорошо понял, что победой обязан лично Готфриду.

Когда был объявлен крестовый поход, Готфрид сразу решил, что это дело его жизни и стал собираться в Святую Землю. Он знал, что не вернется и подарил Церкви замок Бульон, именем которого назывался.

Готфрид был лишь одним из многочисленных вождей похода, хотя, надо сказать, одним из самых знатных, будучи связанным узами кровного родства с династией Каролингов. Но его огромный авторитет среди крестоносцев строился не на этом. Современники говорили о Готфриде, что он сочетал невероятную храбрость с простотой монаха. Его подвижность и ловкость в бою, а так же необыкновенная физическая сила изумляли войско. Благоразумие и умеренность смягчали его мужество,