в чистилище и сказал ему: ты был прав, тебе все удалось! Выпей кофе из тонкой чашки, как ты любишь…

Я еще раз посмотрел на фото и заметил в углу женщину, на которую чуть косился мой отец. И сразу понял, кто снимал. Снимала мать, а та случайная или неслучайная прохожая в углу – Ирина Петровна. Которая сейчас в Твери и вдова. Она была на фото не целиком и явно случайно попала в кадр. А может быть, и в жизнь отца – и как раз в тот день. Интересно было бы спросить у нее про это фото. И кто этот человек рядом с отцом. Впрочем, я не исключал и такого варианта, что никто бы из них – ни отец, ни Ирина Петровна, ни моя мать – человека на снимке не вспомнили бы. Ведь фотографию эту отец вклеил в конец альбома. Хотя хронологически она должна была быть в начале. Откуда же она выпала, как попала в руки отца? Может, кто-то прислал в письме, он достал, удивился и вклеил на оставшееся свободное место. А Ирина Петровна могла вклеенное им для порядка фото и не видеть: в конце концов, часто ли мы смотрим семейные фотоальбомы? Вон мы с Леной сколько всего объездили, везде снимались, кидали файлы в папки на компьютере, и она еще смотрела их порою, а я никогда.

Я осторожно положил фото обратно между картонных страниц, закрыл альбом. Потом достал телефон и отлистал пальцем в галерее нужный кадр, потом открыл справочную карту, завел туда номер. Так и есть, он снова оказался прав, это недалеко.

Сунул смартфон в карман, вышел из дома и пошел по улице. Не стал даже запирать дверь. А чего мне уже бояться! Тем более, что все вокруг меня ненастоящее, включая все мое имущество и меня самого с моими фантомными болями.

Он дал мне все – весь этот мир. И отнял все то, ради чего этот мир и существует, – детей, любовь, жену, смысл.

Но зато какова имитация! Настоящая боль! Настоящее небо! Настоящий запах осени и листьев! Я вдохнул полной грудью этот вкусный запах легкой прели, который так любила Лена. И заставляла меня вдыхать полной грудью. И я каждый раз послушно вдыхал и важно говорил:

– До-о-о-о-о. Да-а-а уж…

Она смеялась, потому что запах мне был по барабану. А вот сейчас я впервые почувствовал, насколько он сыр, свеж и сладковат от желтых листьев. Наконец почувствовал – тогда, когда мне не с кем его разделить.

Я подошел к дереву и положил ладонь на шершавую кору, по которой в одном месте стекала слеза смолы, а к ней зачем-то спешил деловой муравей. Я внимательно следил за ним – залипнет он в смоле или нет. Он суетливо подбежал к капле, постукал ее усиками, она была застывшей. И не обнаружив ничего в ней привлекательного мой шестиногий брат по жизни побежал дальше.

Какова степень детализации, а! Я погладил шершавый ствол, чувствуя его живую неровность каждой клеточкой ладони. Слыша сухой звук трения кожи о кору. Потом долго рассматривал кожу ладони с бесчисленными линиями – совсем малюсенькими и совсем большими. Какая тут линия жизни? И на какой руке смотреть? Инна когда-то говорила, что на правой… Нет, на левой. Или слева – предназначение, а справа реализация? Забыл… Но левая линия была четкая, длинная, а правая заметно короче, а в конце ветвилась, словно молния и почему-то везде обрывалась.

Не сегодня ли?.. Ладно, пора идти дальше…

Ладонь обняла телефонную трубку, и я понял, что уже сто лет не звонил по уличному телефону. Вот сейчас и вспомним, как это делается. Набрал номер и услышал после долгой мертвящей тишины три отдельных гудочка. Которые сразу сменились длинным отбойным гудком. Я повесил трубку и сел прямо под телефоном на асфальт.

В небе летали стрижи и летали довольно высоко. Лена всегда в редкие минуты, когда я был не на службе и не в тренажерном зале, а сидел, тупо уставившись в экран ноутбука, подходила и подносила мне поводок от некупленной собаки. Она его купила, видимо, надеясь, что я когда-нибудь соглашусь на пса. И была права, я согласился… А поднося ко мне этот поводок, говорила: «Алекс! Гулять! Пойдем-ка, я выгуляю нашего мальчика. Пойдем-пойдем-пойдем…»

Мы шли гулять в парк, и она каждый раз, завидев этих стрижей или ласточек или кто они там такие… говорила: «Видишь, птички летают высоко! Значит, будет хорошая погода. В такую погоду дома сидеть нельзя!» Каждый раз она так говорила.

Сейчас бы я все отдал, чтобы услышать это…

Звонок раздался неожиданно резко, я даже вздрогнул. Это своему созданию звонил Создатель. Я встал, неспешно отряхнул штаны на заднице, пропустил еще один звонок для порядка – ничего, подождет боженька, – и только после третьего или четвертого звонка снял трубку.

Я почему-то ожидал долгой прелюдии механического голоса шлюза перед соединением, но сразу услышал в трубке его голос.

– Але! Алекс? – раздался в моем ухе голос Михаила.

– Да. Это я. Ты был прав. Это сработало. Я видел чудеса. Твоя теорема подтверждена.

– А как это выгляде…

Но я уже повесил трубку. Порадуйся за свою науку, Миша. Прими результат, ради которого ты меня создал. Но объяснять тебе что-то и развлекать разговорами я не обязан.

Когда я уходил от будки, телефон сзади разрывался звонками, но, Миша, мне твой телефон не нужен, у меня есть свой. И у меня есть еще одно дело. Я достал смартфон, быстро нашел нужный номер и поставил его в набор.

– Да! Привет! – раздался в трубке знакомый голос. Увидев, что звонок от меня, Фридман сразу заговорил на русском.

– Андрей, ты говорил, что я могу к тебе заскочить в любое время дня и ночи. Вот сейчас как раз время дня… К тому же у меня для тебя подарок. Я, конечно, могу передать с курьером, как ты…

– Нет-нет, – понял мою иронию Фридман. – Езжай прямо сейчас. Я тебе сброшу адрес. И извини за курьера, я просто подумал, что тебе не до встреч… Я всегда рад тебя видеть. Ты как вообще сам?

– Как сам?.. Сегодня похоронил женщину, с которой рассчитывал прожить всю жизнь.

– Блин… Я понимаю.

– Да все понимают. И сочувствуют. Только помочь не могут… Тебе точно удобно, если я сейчас подъеду?

Он ответил без малейшей паузы:

– Да, точно, заскакивай!

– Хорошо, только домой за подарком зайду…

Такси везло меня уже целых сорок минут, и в какой-то момент я понял, что