Марцал обернулся на голос и – Санька глазам не поверил – мгновенно побледнел.

– Послушайте, Адам, – неуверенно забормотал он, – я же вам все объяснил ещё в госпитале…

– В госпитале ты мне рассказывал, что ты в полной жопе. Но ты почему-то забыл сказать, что главное дерьмо в этой жопе – ты сам. Теперь меня интересуют детали. Во-первых, эта.

Он что-то показал марцалу. Тот заерзал, задергал прикованной рукой.

– Я просто не успел как следует… Адам, это учебные взрыватели, посмотрите на маркировку. И вообще, уберите эти кандалы и давайте поговорим как цивилизованные люди…

– Так я слушаю. Очень внимательно. Откуда должен прийти сигнал на эту штуку?

– Да никакого сигнала!.. – Голубые глаза марцала высекли синие искры.

– Он врет, – сказал сзади Антон.

– Я знаю, – холодно сказал Адам. – Ты все время врешь, и так меня достал этим враньем… Вообще вы все – все время врете. Голова раскалывается, столько приходится держать в ней вашего вранья и сортировать, сортировать… Так вот: теперь ты врешь зря. Потому что спасет тебя только святая правда. Чистая, как вода горного источника. Ты, кажется, самого главного ещё не понял: я с тобой сделать могу все, что захочу. Могу к стенке поставить. Могу кусочками нарезать. Могу в дерьмо головой сунуть – тебе там самое место.

– Адам, вы с ума сошли! Вас же после этого самого… мелкими кусочками… причем – ваши люди!..

Адам подошел вплотную, наклонился и в упор посмотрел на марцала.

– Ты, Барсик, не шуми. Ты ведь ещё дите малое. Мало битое. Просто никто ничего не узнает. Ну, провалил один придурок террористическую операцию и от позора застрелился из личного оружия. Иваныч, – позвал он, не отводя глаз от Барса, – проверил, батарейки там свежие?

– Судя по индикатору, две трети заряда. Если бить по максимуму, то хватит ещё на десяток таких, как он. А по минимуму… три часа здорового смеха, я думаю.

– Вот и разобрались. – Дядя Адам говорил все тише, а марцал бледнел все сильнее. – Откуда придет сигнал?

– Не будет никакого сигнала!

– Ты сказал, что сам готовил эту операцию.

– Только свою часть!

– Взрыватели не учебные. Маркировка – вранье. Откуда придет сигнал?

– Не знаю!

Адам взял марцала за шиворот и встряхнул.

– Надо было тебя, сука, выпороть, а не тех пацанов, которым ты головы заморочил. И ещё не поздно. Или ты заговоришь, шакаленок, – он отпустил марцала и брезгливо вытер руку, – или мы начнем проверять, чего ты больше боишься. Имперцы парламентера ещё не прислали, так что время у нас есть. Иваныч, свистни двух ребятишек покрепче.

Макарушкин просто махнул рукой, и за спиной Саньки произошло какое-то движение.

А марцал вдруг почему-то успокоился. В голосе снова появились уверенные и этакие барственные нотки.

– Послушайте, Адам, это варварство, и никто вас не поддержит. А главное – оно совершенно бессмысленно. Я всей душой готов с вами сотрудничать, а вы почему-то заставляете себя совершить насилие надо мной. Но ведь это насилие прежде всего над вами!

Адам подскочил к нему и сделал быстрое движение. Спокойно отошел в сторону. Марцал свободной рукой держался за лицо, из его удивленных глаз градом катились слезы.

– Анатомия у нас очень сходная, – мерно, как на лекции, заговорил дядя Адам. – Но вы её плохо знаете. У вас просто не было необходимости её изучать. Кончик носа – штука чрезвычайно чувствительная. И если ты, скотина, будешь продолжать пороть всякую чушь, я тебе таких точек ещё много покажу. Откуда придет сигнал?

Ответа не было.

– Решил героически помолчать? Ничего, это недолго. Ага, вот и санитары. Начинайте, ребята.

В палату, отодвинув Саньку, вошли двое спецназовцев, лейтенант и старший лейтенант. Старший отстегнул браслет от спинки кровати. Марцал приосанился, собрался что-то сказать… и вдруг оказался лежащим поперек кровати со спущенными штанами. Лейтенант взял его под мышки и сдернул пониже, уперев головой в пол. Прижал коленями…

– Надо бы флотский ремень – с бляхой, – сообразил дядя Адам.

Санька мгновенно сдернул свой и подал.

– Дай-ка я, – сказал Макарушкин. – А то все ты да ты.

– Для начала – десять, – скучно согласился Адам. «Раз», – сказал про себя Санька, когда на голой заднице – обыкновенной, надо сказать, заднице, гладкой и розовой – марцала отпечаталась первая красная полоса. До десяти он не досчитал, стало неинтересно, и он отвлекся. В коридоре перед смотровой что-то происходило, какая-то суета, движение, шум… Он помнил, что нельзя оглядываться.

– Посадить, – так же скучно скомандовал Адам, и Санька снова стал смотреть на марцала.

Лицо у Барса было красное, глаза выпучились. Надеть штаны ему не позволили, и он неловко закрывался скованными впереди руками. Макарушкин недовольно ворчал себе под нос, лейтенанты отступили к стене.

– Порка – занятие трудоемкое и однообразное, – продолжил Адам лекцию. – Поэтому мы в неё кое-что привнесем. Это будет сюрприз. После следующей десятки я опять спрошу про сигнал. Не ответишь – продолжим. Поехали, ребята!

Марцал вскрикнул, и его снова завалили задницей кверху. Десять с оттяжкой. На этот раз Санька не отвлекался. Он вдруг понял, что перед ним происходит что-то важное – отнюдь не простая порка провинившегося, нет, а свершение правосудия, невозможного ни в одном официальном суде.

После десятого удара марцала приподняли, и Адам пинком отправил его в дальний угол палаты. Бросил туда же одеяло. Марцал завернулся и тихо заскулил.

– У тебя есть пара минут подумать. Вопрос ты знаешь. Но я его повторю. Откуда придет сигнал? Где те, кто командует операцией? И кто они?

Он произнес это, а потом, словно потеряв к марцалу всяческий интерес, отвернулся, отошел к окну и присел на подоконник. Провел пальцем по мокрому стеклу. Что-то нарисовал, потом стер.

И тут из коридора донесся сдавленный вскрик, грохнула дверь, очень дробно простучали ботинки, Санька отпрянул: мимо него в палату ворвался совсем молодой парнишка в страшно грязной форме.

– Господин полковник, Василий Иванович! Там!..

– Смирно, лейтенант! Докладывайте.

– Там, – парнишка судорожно вздохнул, – вы сами… Это недалеко от того бункера…

– Что недалеко от бункера? – Адам встал. Но в палату уже вносили носилки, одни за другими. Потом солдаты, топоча, вышли. На полу остались грязные отпечатки сапог и три пары носилок с неподвижными телами на них. Две девочки-наземницы, Санька их раньше не видел… а мужика узнал, хоть и не сразу, но узнал – это он вез его к «Арамису» в тот день, точно, с красной шеей, рассказывал про копченую рыбку и сына в Гоби.

Потом Санька понял, что не заметил чего-то очень важного. Дядя Адам стоял перед мертвой девочкой на коленях и внимательно что-то рассматривал. Долго. Очень долго. К нему присоединился Макарушкин.