– По-моему, отлично получилось, – сказал отец. – Но, честно говоря, у меня нет ощущения, что это наша книга. Это просто книга.

Я знала, что он имел в виду. Как и большинство воображаемых книг, наша книга была исчерпывающей, содержащей в себе каждую последнюю каплю жизни, Вселенной и всего остального. Она была неподражаема. Она была бесконечной. Это была разгадка тайны Вселенной.

– В какой-то момент наша книга должна стать просто книгой, – сказала я.

Он кивнул:

– Я думаю, ты права.

В конце концов отец пошел спать, а я продолжала работать, намереваясь закончить наш труд. Согласно книге, которую я купила, чтобы понять, как писать предложения по изданию книг, теперь следовало совершить следующий шаг: дать некоторые биографические сведения об авторах.

В «Охоте на Снарка» писательский дуэт Уоррена и Аманды отправляется к рубежам современной физики и космологии в поисках окончательной реальности. Уоррен Гефтер…

Черт! Как я объясню роль моего отца? Я тайком протащила его на юбилейный симпозиум Уилера под туманным предлогом «плюс один», но я понятия не имела, как я представлю его Брокману. Его заслуги – неважно, насколько они впечатляющи в медицинском мире, – покажутся здесь подозрительно странными, и включение его в проект, я была уверена, вызовет больше вопросов, чем ответов. Например, почему мне, якобы опытному научному журналисту, нужен соавтор? Почему мой соавтор оказался моим отцом? И почему, черт возьми, врач-рентгенолог участвует в написании книги об окончательной реальности?

Не было никакого простого способа объяснить все это. Единственное, что я могла сделать, – это писать предложение так, как будто включение в соавторы моего отца не требовало специальных объяснений, и надеяться, что книга получится слишком хорошей, чтобы задавать вопросы.

Ибо Снарк был Буджум, понимаешь.

Когда письмо от Джона Брокмана пришло в мой почтовый ящик, я почувствовала легкий приступ тошноты. «Так, – подумала я. – Это оно».

Затаив дыхание, я нажала «открыть».

Это было не оно. В письме не было и упоминания о нашем предложении. Это было приглашение на конференцию по психологии нравственности.

Тема морали никогда не вызывала моего особого интереса, но я чрезвычайно обрадовалась возможности побывать на мероприятии Брокмана и направилась из Бостона в город Вашингтон в штате Коннектикут – небольшой богатый городок в южном предгорье Баркшир, достаточно шикарный, чтобы здесь располагались загородные поместья богатых жителей Манхэттена, и достаточно провинциальный – в нем даже нет сотовой связи.

Конференция проходила в роскошном отеле, построенном в стиле загородной усадьбы. В традиции Брокмана, небольшая группа, состоящая только из девяти ведущих ученых, была приглашена для проведения круглого стола, наряду с ними присутствовали представители прессы от таких изданиях, как The New York Times, Newsweek и Scientific American.

Конференция длилась три дня. На второй вечер Брокман пригласил всех на ужин в свой загородный дом, легендарный дом, который размещался на семидесяти пяти акрах земли в соседнем городке. Пригубив вино, я попыталась завести светскую беседу с учеными, но от нереальности всего окружающего у меня отнялся язык. Было такое чувство, как будто только вчера я читала о загородном имении Брокмана и мечтала когда-нибудь получить приглашение, чтобы пообщаться с членами его знаменитого «Реалити-Клаба». Теперь, по необъяснимой причине, я была здесь.

Все сами наполнили себе тарелки едой и расселись за большим обеденным столом. Катинка Мэтсон, супруга Брокмана, села рядом со мной. Мэтсон была известна как художник, агент и президент корпорации Брокмана. При этом она оставалсь поразительно привлекательной женщиной, с яркими белыми волосами, обрезанными вокруг ее лица резкими модными углами. Пока мы разговаривали, она посмотрела на мою руку.

– Это не настоящее? – спросила она.

Она рассматривала татуировку на моем предплечье, и я рассмеялась:

– Да нет, самая настоящая!

– То есть она навсегда? А что тут написано?

Я протянула руку, чтобы она могла прочесть. Это было стихотворение Шеймаса Хини, из «Острова покаяния».

В книге рассказывается, как Хини едет в Ирландию, в Донегал, на Остров покаяния. Это легендарное место, чистилище святого Патрика, место паломничества католиков. Хини не ищет Бога, он находится в поисках самого себя как писателя. В конце паломничества, от недостатка сна и ослабев от голода, Хини видит призрак Джеймса Джойса, который говорит ему:

Хини так и поступает. Об этом следующее стихотворение, «Первая глосса», оно наколото черными чернилами на той руке, которой я пишу. Мэтсон прочитала его вслух:

Когда я несколько лет назад делала эту татуировку, татуировщик предложил мне сфотографировать мою руку и послать фотографию Хини. «Он бы очень обрадовался!» – настаивал татуировщик. «Конечно, – отвечала я. – Наверняка он бы повесил ее рядом с его Нобелевской медалью».

– Джон это видел? – спросила Мэтсон. – Джон! Подойди, посмотри на это!

Брокман подошел к столу, и Мэтсон показала ему мою руку.

Он прочитал стихотворение вслух, затем посмотрел на меня:

– Почему вы сделали это?

– Это о честности, – сказала я. – О рисках, который берет на себя писатель.

Он только одобрительно кивнул.

На следующий день, после завершения работы конференции, я подошла к Брокману, чтобы попрощаться, прежде чем отправиться обратно в Бостон.

– Вам надо приехать в Нью-Йорк, – сказал Брокман. – Я познакомлю вас с издателями. Посмотрим, может быть, для вас найдется что-то подходящее.

Я начала кивать головой, не зная, что сказать. Как насчет «Охоты на Снарка»?

– Джон, у нее уже есть книга, которую она хочет написать, – сказала Мэтсон, которая только что подошла к нам. Мне захотелось обнять ее.