Она стоит на стуле на коленках в красных шерстяных рейтузах и с босыми ногами, на Майкен спортивные штаны с дыркой на коленке, через дыру видно, что она не надела колготки. Нам нужно выехать из дома не позже четверти восьмого, чтобы девочкам успеть в школу и детский сад, а мне — на работу. Майкен на шесть лет старше Фрёйи. Когда мы познакомились, Фрёйя еще спала ночью в подгузниках. Мужчина и девочка жили одни в квартире, где днем с огнем не найти сырного ножа или чистых полотенец, стол в кухне заляпан жиром, а туалет — жутко грязный. И у меня появилось огромное желание позаботиться о них, окружить их домашним теплом. И еще мне хотелось, чтобы у Майкен тоже была семья. Играть в «ходилки», смотреть кино, обед вчетвером, вместе ездить в отпуск.

На улице минус семь. Я сажусь на корточки и натягиваю на ноги Фрёйе носки.

— Надень колготки, — бросаю я Майкен. — На улице очень холодно.

У нее в волосах украшение из бусинок, подружка сделала его дома у Гейра вчера — две полоски по бокам головы.

— Это было испытание терпением, — радостно сказала Майкен. Каждый день после школы она отправляется домой к Гейру и ждет там, пока я освобожусь после работы.

Тускло светя фарами, по автомагистрали проезжает машина, утренние сумерки еще до конца не рассеялись. Всю осень держались заморозки, каждый раз, когда шел дождь, он приносил с собой мягкую погоду. Вдоль стены в гостиной все еще стоят коробки. Кажется, что мы никогда не закончим их разбирать. Там еще есть коробки, с которыми Тронд Хенрик переехал сюда от матери Фрёйи три года назад. Теперь придется разобрать все. Шапочка с выпускного, кожаная куртка отца, книги еще со студенческих времен. Военное снаряжение, пластмассовые фигурки жениха и невесты с его свадьбы с матерью Фрёйи, первые написанные им книги, черновики с карандашными записями, на обложке стоит: «Писатель: Тронд Хенрик Гульбрандсен». Он утверждает, что научился читать в четыре года. Он поговаривает о том, чтобы купить веревочные качели и гамак для гостиной на втором этаже.

Я слышу, как Тронд Хенрик спускает воду в туалете на втором этаже, бачок протекает, и каждый раз, когда кто-нибудь спускает воду, на полу скапливается маленькая лужица. Потом он снова ложится в постель.

«Счастливого Рождества, счастливого Рождества, счастливого Рождества!» — тоненько звенит голос Фрёйи, а Майкен сердито шикает на нее. Я прошу их доесть завтрак, почистить зубы и собираться, еще раз напоминаю Майкен, чтобы она не забыла надеть колготки.

— Можно поиграть в приставку? — спрашивает Фрёйя и улыбается, склонив голову набок.

— Десять минут, — сдаюсь я.

Я беру чашку с кофе, надеваю зимнюю куртку Тронда Хенрика и выхожу проверить кур и выкурить сигарету.

Едва-едва светает, проступают очертания домов и линия горизонта. Вокруг поля с торчащими из земли по краям пучками соломы, один участок вспахан, черные борозды покрыты налетом белой изморози.

Две курочки выходят из сарая, что-то клюют и топчутся по мерзлой земле. Я захожу в сарай и открываю дверь, ведущую в запертую часть курятника. В нос бьет резкий запах, он резче, чем обычно, у меня предчувствие чего-то неприятного и враждебного. Белоснежка нахохлилась на нижнем насесте, перья на спине снова запачканы кровью, под хвостом грязь. Возможно, ей пришлось защищаться.

Сигри сидит в гнезде, высиживает новое яйцо, и когда я пытаюсь его забрать, недовольно квохчет и пытается клюнуть меня, так что мне приходится оставить яйцо на прежнем месте. Куры выглядят такими обиженными, даже те, с кем все в порядке, и все толпятся вокруг с недовольным видом, словно хотят рассказать мне, что сами они не могут создать условия для благополучной жизни и что это — моя ответственность. Я отыскиваю в гнездах еще три яйца, осторожно опускаю их в карманы куртки.

Я сажусь у открытой двери в сарай и прикуриваю, с первой затяжкой чувствую приятное тепло в легких. Тронд Хенрик вырос здесь, но дом пустовал десять лет, с тех пор, как его брат переехал в Швецию. Мы получили и дом, и весь домашний скарб. Большая часть вещей здесь — семидесятых-восьмидесятых годов, но в сарае стояло огромное количество и старинной мебели. Я нахожу все новые и новые вещи, которыми мне хочется обставить дом. Я отскребла и покрасила откидную скамью на кухне и две разрозненные тумбочки. Ни с чем не сравнимое чувство, когда ты своими руками создаешь собственное жилище, мысленно отправляешься обратно в детство и вспоминаешь, как обставляла кукольный домик, это напоминает мне о моем пристанище на свалке во Фредрикстаде. Меня никто не мог обнаружить, там были горы вещей, некоторые еще вполне пригодные, некоторые — нет, фантастическое богатство, и всегда можно было выискать новые сокровища: кухонный стол с наполовину оторванным жаропрочным покрытием, диванные подушки с торчащим из прорех пухом и ватой, садовые кувшины, промокшие книги, старые матрасы и остовы кроватей, да еще заржавленная газонокосилка. Я прихватывала с собой из дома что-нибудь перекусить. Печенье «Мария», сморщенные зимние яблоки, шоколад, полбутылки выдохшейся газировки, пирожок с яблоками и красной смородиной «на черный день». Я звала с собой Анну Луизу, Халвора, а потом и Гуннара.

На горизонте, где поля сливаются с небом, светлеет нежная оранжевая полоска. Сегодня за обедом мы встречаемся с Гейром, наше общение стало проще, он перестал сопротивляться тому, что у меня происходит, — появлению в моей жизни Тронда Хенрика и переезду на маленькую ферму, ведь он хотел, чтобы мы с Майкен оставались в той самой двухкомнатной квартире, в которую я перебралась от него.

В последние годы, почти с тех самых пор, как я встретила Гейра, Элиза и Ян Улав отмечали Рождество у себя дома, чему мама радовалась, а мы с Гейром бывали там раз в два года, чередуя визиты к Элизе с посещением мамы Гейра. В своем рождественском письме Элиза поздравляла с праздником и с уверенностью добавляла: «Мы будем рады видеть вас у нас в гостях на праздновании Рождества», несмотря на то что я заранее предупредила ее о том, что мы подумываем пригласить всех к нам.

У меня остается еще полсигареты, когда приходит Майкен в резиновых сапогах Тронда Хенрика, без куртки, изо рта пар. Не говоря ни слова, она садится рядом со мной. Огонек сигареты становится ярче, когда я делаю затяжку.

— Здесь очень холодно, зачем ты вышла без куртки? — поворачиваюсь я к ней.

Она смотрит на меня с выражением отчаяния