Если случится так, что из-за непогоды исполнение казни в назначенный день окажется невозможным, то казнь будет проведена в другой выбранный день, и все, кому было приказано на ней присутствовать, должны будут точно так же исполнить приказ. Всем этим людям необходимо будет обеспечить себя запасом пищи и прочих нужных вещей, поскольку в это время года дорога к месту казни и обратно будет сопряжена с неизбежными задержками.

Сислуманн

Бьёрн Блёндаль

7 января 1830 года, четверг

Высокоуважаемому и возлюбленному другу и брату (Б. Блёндалю)

За все, что ты сделал для меня, за наши многочисленные встречи, а также за твои наставления и письмо, полученное нынче утром, я благодарю тебя со всей сердечностью и подтверждаю, что нынче же утром встречусь с жителями Видидалюра и предупрежу их о том, куда и как они должны без опоздания явиться в следующий вторник. Я сообщил Сигридур об условиях ее помилования, и сейчас она молится Господу и благодарит Его Величество за проявленную к ней доброту. Прости меня за некоторую поспешность, да пребудет Господь с тобою и твоими близкими, желаю всем вам наилучшего как в наступившем году, так и во всех последующих годах, в этой жизни и в будущей. С тем остаюсь, твой преданный и любящий друг

Бр. П. Пьетурссон

из Мидхоупа

Исландский похоронный гимн

Я мыслю о Спасителе,

Да будет Он со мной,

Да длань его хранит меня

В ночи и в час дневной.

Христос моя опора,

Надежная стена,

Он крестной смертью смерть попрал,

И смерть мне не страшна.

Я жил с Христовым именем

И во Христе умру, —

Пусть немощная плоть дрожит

На гибельном ветру.

О Смерть, где твое жало?

Где гроба торжество?

Со мною сила крестная —

Я не страшусь его[18].

НА ШЕСТОЙ ДЕНЬ ЯНВАРЯ ТОУТИ РАЗБУДИЛ громкий стук в дверь. Открыв один глаз, он обнаружил, что в комнату сочится слабый утренний свет: похоже, он заспался. Стук не прекращался. Тоути неохотно спустил на пол ноги в теплых чулках и выбрался из постели, завернувшись в одеяло, чтобы уберечься от пронизывающего холода. И на подгибающихся ногах двинулся к входной двери, одной рукой придерживаясь за стену, чтобы не упасть.

Гость, оказавшийся курьером из Хваммура, дышал себе на руки и притопывал на утреннем морозе. Он кивнул в знак приветствия и вручил Тоути небольшое, сложенное вчетверо письмо. Сургучная печать Блёндаля алела на белой бумаге, словно капля крови.

– Младший проповедник Торвардур Йоунссон?

– Совершенно верно.

Кончик носа у курьера покраснел от холода.

– Извините за задержку. В такую непогоду я никак не мог прибыть раньше.

Тоути устало предложил посланцу выпить кофе, но тот с беспокойством оглянулся на северный перевал.

– Если вы не против, преподобный, я лучше сразу двинусь в обратный путь. Того и гляди снова пойдет снег, а мне совсем неохота угодить в буран.

Тоути с трудом захлопнул входную дверь и поплелся в кухню, чтобы раздуть угли в очаге. Куда подевался отец? Он подвесил над очагом котелок, чтобы вскипятить воды, и медленно подтянул кухонный табурет поближе к огню. Дождавшись, когда головокружение схлынет, он сломал печать и развернул письмо.

Тоути перечел его трижды, затем положил листок бумаги на колени и устремил взгляд на огонь. Так не должно быть. Только не сейчас. Так много еще осталось несказанного и несделанного, и Агнес совсем одна – его нет рядом с ней. Тоути резко встал, позволив одеялу соскользнуть с плеч, и неверным шагом направился в бадстову. Он доставал из распахнутого сундука дорожную одежду и заталкивал запасную в мешок, когда в дом вошел отец.

– Тоути? Что случилось? Почему ты одеваешься? Ты еще не оправился после болезни.

Тоути выпустил крышку сундука из рук, и она с грохотом упала на место.

– Агнес, – сказал он. – Через шесть дней ее казнят. Я получил письмо только сейчас.

Он почти без сил рухнул на кровать и попытался натянуть сапог.

– Ты не в состоянии никуда ехать.

– Отец, все это произошло слишком внезапно. Я подвел ее.

Старик присел рядом с сыном.

– Ты слишком ослаб, – строго сказал он. – Холод убьет тебя. К тому же пошел снег.

Голова у Тоути раскалывалась от боли.

– Я должен добраться до Корнсау. Если выехать прямо сейчас, я, быть может, успею до бурана.

Преподобный Йоун положил тяжелую руку на плечо сына.

– Тоути, ты едва можешь одеться без посторонней помощи. Не обрекай себя на гибель ради этой убийцы.

Тоути ожег отца гневным взглядом, глаза его сверкнули.

– А как же Сын Божий? Разве Он умер только за праведников?

– Ты не Сын Божий. Если ты отправишься в Корнсау, то погубишь себя.

– Я уезжаю.

– А я запрещаю тебе ехать.

– Такова воля Господа.

Пожилой священник покачал головой.

– Это самоубийство. Это против Господа.

Тоути встал, с трудом сохраняя равновесие, и поглядел на оставшегося сидеть отца.

– Господь меня простит.

В церкви стоял лютый холод. Шатаясь, Тоути двинулся к алтарю и рухнул перед ним на колени. Руки его тряслись, тело, укрытое в несколько слоев одежды, бил озноб. Потолок над ним качался и плыл словно в тумане.

– Господи Боже… – Голос Тоути сорвался. – Смилуйся над ней. Смилуйся надо всеми нами.

* * *

Маргрьет повязывала платок, собираясь пойти в кладовую за кизяком, когда услыхала, что кто-то снаружи соскребает слой снега с входной двери. Она остановилась, помедлила. Дверь со скрипом отворилась.

– Силы небесные, это ты, Гвюндмюндур? – воскликнула Маргрьет, поспешно выбежав из бадстовы, и увидела, что по коридору бредет Тоути. Лицо его было молочно-белым, на лбу и висках блестели крупные капли пота. – Боже мой, преподобный! Да вы бледны как смерть! А как исхудали!

– Маргрьет, твой муж дома? – В голосе Тоути звучало лихорадочное волнение.

Маргрьет кивнула и провела его в бадстову.

– Присядьте в гостиной, – сказала она, отдернув занавеску. – Не следовало вам ехать сюда в такую погоду. Господи, как вы дрожите! Нет, пойдемте в кухню, вам надо согреться. Что с вами приключилось?