Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Совершенно с вами согласен, – сказал Муджир ад-Дин. – Правда, мне после голода, пережитого в осажденной крепости, вкусным кажется все.
– Ты не перестанешь меня упрекать? – сказал Джалал ад-Дин. – Если бы не упорство Айбека, никакого голода бы не случилось.
– Простите меня, я не подумал, что мои слова прозвучат как упрек. Я вовсе не имел это в виду.
– Ничего, я шучу, я тоже думаю, что ты не имел это в виду.
– Ваше здоровье, султан, – сказал Муджир ад-Дин, поднимая кубок.
– Твое здоровье, – ответил Джалал ад-Дин. – Скажи, тебя не тяготит твое пребывание здесь? То, что я удерживаю тебя.
– Нисколько, я счастлив, что мне выпала такая честь – сопровождать вас.
– У меня будет просьба к тебе, – неожиданно сказал султан. – Я надеюсь, что тебе также приятно мое общество, как и мне твое. Но я хочу просить тебя, чтобы ты был моим послом к твоему брату Малику Ашрафу. Мы враждуем с ним, но моя просьба не покажется ему нелепой, если ты донесешь до него мои доводы.
– Я сделаю все, что от меня будет зависеть, – сказал Муджир ад-Дин.
– Передай ему от меня письмо, а на словах скажи, что бедствие, постигшее Хорезм из-за нашествия татар, касается не только меня. Это общая беда. Если дать татарам срок, то все страны ислама окажутся перед гибелью. Объясни ему, что искры зла уже сверкают, татар можно остановить только общими усилиями.
– Когда мне отправиться?
– Закончим трапезу, и отправляйся.
– В ночь?
– Да, безопасней ехать ночью, я дам тебе сопровождение.
– Благодарю вас.
«…Войска татар очень много, на этот раз больше, чем всегда, и воины всех стран страшатся их. Если вы не окажете помощь людьми и снаряжением, то я, который стою стеною против них, пропаду, а у вас не окажется возможности противостоять им. Щадя себя и детей, и мусульман, каждый подайте помощь одним полком войска со знаменем, дабы, когда до них дойдет молва о нашем соглашении, они получили бы хоть небольшой отпор, а также и наши воины приободрились бы. Если же в этом отношении будет допущено какое-либо пренебрежение, то сами увидите, что будет, и получите то, что достанется…»
Когда наступило утро, и канцлер спустился в лагерь султана, чтобы приступить к своим обязанностям, он обнаружил, что все палатки пусты, всюду в беспорядке были разбросаны вещи, гепарды были привязаны, а клетки с соколами закрыты. Канцлер понял, что странный неясный шум, разбудивший его среди ночи, был вызван нападением татар на лагерь. Недолго думая, Насави направился по предполагаемому следу султана, моля Аллаха и надеясь, что тому удалось ускользнуть. Добравшись до Султан-Джуя, это был канал, который Шараф ал-Мулк отвел от реки Аракс, он увидел на мосту бесчисленные стада овец, которые туркмены перегоняли на другой берег. Как он ни пытался, так и не смог попасть на мост. Овцы сплошным потоком текли через него. Тогда он направил коня прямо в реку и переправился на другой берег. Добравшись до Байлакана, канцлер выяснил, что в городе находится Шараф ал-Мулк с казной и султанским гаремом. Канцлер решил не встречаться с вазиром, интуитивно опасаясь этого человека. Он обогнул город и продолжил путь ночью, пока не добрался до Гянджи. Здесь он узнал о том, что Шарф ал-Мулк арестовал в Байлакане всех чинов дивана, их пытали, сдавливая в колодках, требуя деньги. Вознеся молитву Всевышнему за то, что он отвел беду, Насави остался в Гяндже ожидать прибытия султана.
В ночь нападения татар на лагерь Джалал ад-Дин спасся лишь благодаря тому, что бодрствовал и пил вино. Пока гвардия в яростной схватке пыталась отразить нападение, султан с малым количеством людей смог скрыться. Бросившиеся за ним татары в темноте потеряли его из виду. Он направился к реке Аракс и здесь, вместо того, чтобы, заметая следы, переправиться и следовать в Гянджу, повернул в сторону гор Карадага, где было много дичи для охоты, намереваясь там зазимовать, и остановился в крепости Махан. Когда наступила зима, он получил сообщение от вали крепости Шахи, находящейся по соседству. Все это время он верно, служил султану, высылая ему продовольствие и другие необходимые вещи. Вали сообщал, что татарам стало известно о местонахождении султана, и они уже двинулись из Учана в его сторону. Он советовал ему возвратиться в Арран, где зимовала большая часть хорезмийских войск. Кроме того, – писал правитель, – там столько туркмен, что, если их собрать вместе, они будут похожи на полчища муравьев и тучи саранчи. Султан принял его совет и поехал к Хайзану. Эта крепость была восстановлена Шараф ал-Мулком, который потратил на нее столько денег, что даже цари поскупились бы на такие затраты. Эта крепость в древности была одной из неприступнейших на земле, но время разрушило ее. Когда Шараф ал-Мулк, распределял домочадцев султана и его казну по крепостям, принадлежащим главному туркменскому эмиру Хусам ад-Дину, то выбрал для семьи султана крепость Синд Саварих. Эта крепость представляла собой пещеру на высокой скале. В ней находился родник, и его вода вращала колеса мельницы. А после этого открыто поднял бунт, надеясь на то, что султан, спасаясь от татар, вернется в Индию. Шараф ал-Мулк разослал правителям соседних областей письма, стремясь заручиться их согласием. Он уверял их в том, что после того, как он овладеет Азербайджаном, станет читать хутбу с их именем. Он отправил письма Кей Кубаду и Малику Ашрафу, в которых, выражал обоим государям полную покорность, а своего султана называл беспомощным злодеем. Шараф ал-Мулк написал эмиру Хусам ад-Дину, приказывая ему охранять находившийся у него гарем султана и его казну. А, если прибудет султан, не передавать ему ни того, ни другого. Некоторые из этих писем были перехвачены и попали в руки султана. По распоряжению Джалал ад Дина, всем эмирам и правителям окраин были отправлены письма, в которых он предостерегал, чтобы они не поддавались искушению и не выполняли приказов Шараф ал-Мулка. В этих письмах, султан именовал его кличкой «Билдирчин», [148] прозвищем, которым Шараф ал-Мулка, называли в те времена, когда он еще не был вазиром. Когда Джалал ад-Дин приблизился к крепости Хайзан, он послал к нему человека, который передал ему слова султана: «По какой причине ты опаздываешь с прибытием и медлишь с появлением передо мной»? В послании не было ничего такого, указывающего на то, что султану известно предательство вазира. Шараф ал-Мулк, тотчас спустился из крепости, не подозревая, что несет свой саван на плечах. Когда он вошел в шатер султана, тот вопреки обычаю предложил ему вина. Шараф ал-Мулк обрадовался и счел это добрым знаком, хотя было ровно наоборот. Выскочка не знал о том, что вазиры хорезмшахов никогда не пили в их присутствии. Но об этом знали люди из окружения султана. Это был знак того, что участь Шараф ал-Мулка решена, и ему не быть уже вазиром.
Насави провел в Гяндже три месяца в ожидании султана. Отправиться на его поиски он не мог, так как Арран был наводнен татарами. Когда наступила весна, он получил грамоту султана, призывающую на службу. В ней было оговорено, что путь через Арран невозможен из-за татар и сказано, что следует отправиться к грузинскому атабеку Иванэ Курджи, который переправит его в лагерь султана. Тем не менее, боясь вероломства грузин, канцлер решил не рисковать и ослушался приказа султана, поскольку из-за неопределенности положения даже у жителей Гянджи появились признаки непокорности. Все время пребывания в Гяндже, Насави провел в одном из султанских дворцов, опасаясь бунта черни. Когда же он выехал из Гянджи, случилось то, чего он опасался. Гянджинцы взбунтовались, убили всех хорезмийцев и отправили через Арран их головы татарам. Насави шел по ночам, а днем прятался, пока не добрался до крепости Кала Дара [149], где находились жена султана Дайа-Хатун, и его сын Манкатуй-шах. Там ему передали письма, которые прибыли от Шараф ал-Мулка. к туркменскому эмиру Хусам ад-Дину. Они просили передать эти письма султану, но канцлер отказался, сказав: «Дни вазира сочтены, то, что он совершил, это бунт. Но я не хочу быть причиной его гибели даже в малой мере. Отошлите эти письма посыльными». Насави продолжил свой путь и поиски султана, пока не нашел его в окрестностях крепости Зарис. Султан улыбнулся при виде своего канцлера, и Насави был счастлив тем, что султан рад его появлению. Джалал ад-Дин обратился к нему со словами: