В частной переписке Вудс объяснил недовольство карелов отношением к ним нового командира Карельского добровольческого батальона, подполковника X. С. Филселла. Вудс описал их конфликт в своих мемуарах («Майор Филселл во многих отношениях был отличным офицером … однако его десятилетний опыт службы в Королевском полку африканских стрелков … сослужил плохую службу, когда ему пришлось командовать этими жителями севера», с. 148), однако степень их вражды и ее последствия более четко прослеживаются в его личных бумагах и военных документах.

2 июля Вудс послал Филселлу откровенное письмо (оно приводится в Приложении С данной книги), в котором очень неодобрительно отозвался о высокомерии, которое новые британские офицеры проявляли по отношению к карелам: «Я знаю, на что они способны, — писал Вудс, не скрывая ярости, — и если с ними обращаться, как с “белыми людьми”, они и будут вести себя соответствующим образом — достойнее, чем многие другие люди, у которых были шансы получше». Он особенно выделил капитана Николая Рогиева (которого ошибочно называет в своих мемуарах Николаем Петровым), одного из ветеранов ухтинской кампании, за его опыт лесных боев, его «исключительные качества» как командира и его «идеальное вплоть до каждой буквы» знание российского военного устава. «Поэтому, — резко заканчивал письмо Вудс, — если вы будете продолжать вести себя с ним, как с невежественным дикарем, — что же, значит, вам недостает мозгов в вашей собственной голове»[276].

5 июля Карельский добровольческий батальон был выстроен на площади в Кеми, и к нему обратились генерал Мейнард и главнокомандующий белогвардейскими силами генерал Марушевский. «Я не могу понять, — заявил Марушевский, — как вы, мужчины, имеете наглость считать, что союзники оденут вас и дадут денег, что они будут сражаться за вас в вашей стране, пока вы, как трусы, болтаетесь здесь без дела»[277]. Мейнард ругал карелов не менее жестко, называя их «невежественными дураками» и «посмешищем», и напомнил им, что дезертирство карается смертной казнью (речь Мейнарда приведена в Приложении D).

Вудс, должно быть, тяжело воспринял разнос, учиненный карелам двумя старшими офицерами, пусть даже собравшиеся здесь люди были, по большей части, недавними новобранцами и никто открыто не говорил, что нынешнее недовольство командования связано с его участием в местных политических интригах в течение зимы. Мейнард тонко чувствовал настроение Вудса. Он настроен, сказал он его подчиненным, дать им еще один шанс, «главным образом ради полковника Вудса, который уже в течение года выбивается из сил для вашего блага и который очень разочарован вашим поведением». Те, кто не хотел остаться в батальоне, могли сдать оружие и вернуться домой. Однако ушедшие снимались как с армейского, так и с гражданского довольствия и могли быть немедленно призваны в белогвардейскую русскую армию. Поскольку перспектива перехода под русское командование была одной из причин волнений среди карельских солдат, это едва ли было желанной альтернативой. Карелы снова попали в безвыходную ситуацию.

О том, что Мейнард почувствовал беспокойство Вудса, свидетельствует утешающая записка, которую он написал своему подчиненному через три дня. Ее стоит процитировать полностью, поскольку она поможет понять характер обоих офицеров:

В своих мемуарах Мейнард также делает великодушный вывод из беспокойной истории Карельского полка. «Теперь, когда мои дикие и недисциплинированные солдаты Карелии, наконец, покидают мой рассказ, — писал он, — я рад думать, что самое главное место в моей памяти все же занимает их былое величие»[279].

11 июля Карельский добровольческий батальон, в который входило 13 британских офицеров и всего лишь 285 военнослужащих других званий, отправился на поезде из Кеми по 11-му пути (в центральной Карелии) и затем походным маршем добрался до Повенца на северном берегу Онежского озера, чтобы подготовиться к боевым действиям[280]. Неделю спустя конфликт Вудса с Филселлом вышел наружу. Вудс подал майору Гроуву из штаба 237-й бригады жалобу на то, что Филселл «продолжает обращаться с карелами как с неграми — отношение, которое крайне возмущает как офицеров, так и солдат». Вудс утверждал, что он пытался найти почву для примирения во мнениях, но тщетно (неудивительно, учитывая тон его письма от 2 июля). После этого Филселл подал заявление об отставке, и Вудс рекомендовал штабу бригады принять ее. Он предложил, чтобы на место Филселла был назначен капитан Дж. Б. Ноэль, один из ротных командиров[281].

Тем временем массовое дезертирство карелов из нового формирования продолжалось, поскольку приближалась передача командования над ним русской армии. Согласно мемуарам Вудса, двое последних карельских офицеров, его надежные и верные товарищи Григорий Лежев и Николай Рогиев покинули батальон примерно в это время (см. с. 149). 5 августа генеральный штаб сделал запись: «Карельский саперно-строительный батальон прекратил свое существование»[282].

Однако к востоку от Карелии британцев поджидали гораздо худшие неприятности. В то время как генерал Скобельцын и бригадный генерал Прайс наступали — без Карельского полка — на юг вдоль западного берега Онежского озера, Архангельский фронт был охвачен серией восстаний. 20 июля 5-й русский пехотный полк под командованием полковника Эндрюса, стоявший в городе Онега (название может ввести в заблуждение — он стоит на южном берегу Белого моря), целиком перешел на сторону большевиков. Потеря Онеги и окружающей территории создала клин между мурманскими и архангельскими силами, что угрожало их коммуникациям и успешному взаимодействию в наступательных операциях, предшествующих скорому отступлению. (Довольно любопытную информацию приводит Вудс в своих мемуарах, согласно которой полковник Эндрюс после освобождения из большевистской тюрьмы был убит в 1923 г. в гараже, которым он владел совместно с Ф. П. Крозье, с. 154).