Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А то, что отечественная промышленность все равно справится с любыми трудностями, причем лучше, чем любая заграничная, наглядно подтверждалась в Барнауле. Этот город во время революции сгорел практически дотла, и его три года вообще никто не старался хоть как-то «оживить». А тут постарались — и еще в октябре там заработали сразу три очень полезных для страны завода. Тракторный, на котором начали производиться тракторы колесные (к гусеничным картофелекопалку прицепить было невозможно), завод станкостроительный и завод трансформаторный. Причем все три завода были полностью оснащены отечественными станками. Сейчас там же — и тоже с использованием исключительно отечественных станков — возводилось еще четыре крупных завода. По которым, правда, вопросы появились уже у товарища Струмилина:
— Николай Павлович, в Барнауле сейчас жилищное строительство большое ведется, а рабочих-то для заводов откуда завозить планируете? Мне, чтобы неверные планы по другим заводам и фабрикам не составлять…
— Станислав Густавович, в Алтайской губернии полтора миллиона одних крестьян…
— И что?
— Двести пятьдесят тысяч мужиков, из которых стране через три года нужны будут тысяч двадцать пять. Так что вопрос не в том состоит, откуда рабочих туда везти, а куда лишних мужиков девать! В Барнауле на новых заводах мы их тысяч двенадцать пристроим, тысяч пятьдесят, а то и семьдесят по старой привычке в деревнях останется еще лет на пять-десять, а с прочими что делать?
— И что?
— Это вы мне должна сказать. Как правоверный большевик, я бы предложил лишних крестьян расстрелять как мелкобуржуазную прослойку, но я большевик не правоверный, вашего товарища Маркса считаю шарлатаном и провокатором, прислужником британских банкиров — а потому крестьян расстреливать не собираюсь. В Алтайской губернии мы можем лет за пять подготовить двести тысяч промышленных рабочих, а если еще и баб мужицких к делу приставить…
— Чугун выплавлять? — ехидно решил уточнить Станислав Густавович.
— Можно и чугун, но если этих баб за швейные машины посадить, на фабрики по выработке консервов каких поставить… да мало ли работ, где сила мужицкая не нужна особо? А вот зарплата бабская семьям мужиков, из деревни выдернутых, лишней не покажется — и наша с вами прямая обязанность дать им эту зарплату! Дать то, что они за зарплату эту купить пожелают!
— То есть дать им рабочие места на заводах и фабриках. Мысль верная, но остается непонятным, где все эти заводы и фабрики взять?
— За два года мы запустили семнадцать только станкостроительных заводов, и сколько новых заводов они теперь могут станками обеспечить?
— Ну, после вашего указа завод братьев Бромлей — то есть «Красный Пролетарий» — выделывает до пяти тысяч токарных станков в год, это на десяток новых машиностроительных заводов хватит. Ивановский завод раза в полтора больше, остальные я не помню, но куда как меньше. Саратовский завод точно можно вообще не считать…
— Это почему?
— А там только большие карусельные станки делаются, десятка по три в год — но любому заводу машиностроительному один-два таких станка и нужны всего, причем далеко не каждому нужны. Так что Саратовский — это в доукомплектацию парка, с других заводов поставляемого отнести разве что можно. Но можно и проще считать: один станок — любой — это в среднем четырнадцать рабочих на заводе. И четверо возле завода.
— Возле — это как?
— Рабочий с работы в магазин идет — нужен продавец. В магазине хлеб покупает — нужен пекарь…
— Понятно.
— И если так считать, а еще посчитать, что рабочий детей в школу или детский сад отдает, то выходит, что тридцать две примерно тысячи станков, что за год в СССР сейчас выпускаются, дают работу семистам шестидесяти тысячам человек. С детьми если семьи считать, то выходит около двух миллионов.
— Ну, хоть что-то…
— А население страны прирастает за этот год на три с половиной миллиона…
— Глядя на вашу хитрую рожу, я вижу, что вас это не пугает потому что вы уже знаете, как задачку сию решить. Я тоже желаю знать, так что рассказывайте.
— Пугаться тут и не нужно, поскольку столько же, а то и больше народу потребуется в шахтах, на рудниках и на дорогах. Но все равно этого пока недостаточно будет — в городах и без того безработица сильнейшая. Но и с этим возможно буквально за пару лет справиться, ежели на то желание будет.
— Конечно будет, рассказывайте, что замыслили.
— Из урожая нынешнего года мы вполне можем продать иностранцам десять миллионов тонн зерна. Ну, поедим один год ржаного хлеба побольше, пшеничного поменьше — но лишь один год, даже меньше, до следующего урожая месяцев восемь получается. Зато за миллиард почти рублей выручки за год мы сможем все заводы, что до революции хоть какие-то станки выделывали, превратить в гиганты индустрии, а их у нас имелось сорок семь. То есть за год производство станков втрое, а то и вчетверо увеличим, со всеми вытекающими последствиями. Вы вроде арифметику неплохо учили, или вам конечные цифры в готовом виде нужны?
— С арифметикой я знаком, и уже цифры прикинуть успел. А про то, что держаться потребуется лишь до следующего урожая, вы уверены?
— Весной в поля выйдут почти двести тысяч тракторов…
— Покупателей на зерно найдем? Все же десять миллионов…
— В Америке фермеры почти вдвое меньше зерна вырастили, невыгодно им стало хлеб растить как цены отпустили. Так что если мы цену немного меньше, чем нынешние полтора доллара за бушель, предложим, одни французы пять миллионов заберут. Капиталисты от выгоды никогда не откажутся, к тому же они еще и рады будут