– Говорила же, что за все отплачу. – Ира присела на корточки около вертящейся Наташи. – А ты не верила.

Вано лениво зевнул. У Наташи поплыло в голове от волнения и испуга.

– Ты меня убьешь? – глупо спросила она.

Смелова хохотнула в ладошку.

– Что, страшно? Не бойся, лохмы оторву и отпущу.

– Ты рехнулась. – Наташа покачала головой. – У нас тут родственники, родители. Ты думаешь, я никому не расскажу?

– Да болтай на здоровье! – Ира ткнула девочку в плечо пальцем. – Ванька отсюда валит с концами, его родители уже дом продали. – Вано одобрительно кивнул и преданно глянул на Смелову. – А мой папочка знаешь кем областному депутату приходится? Товарищи они школьные, так что… Папочка меня пожурит, да и успокоится. Скажу, что игрались мы так. О тебе в деревне давно слухи ходят, что ты совсем ку-ку. С Димой чего-то натворила, он такой же помешанный и нелюдимый стал. Укусила, что ль? – Она совсем не по-женски сплюнула на закопченный пол.

Запястья саднило. Наташа лихорадочно соображала, что происходит и чем все закончится. Как в любимых триллерах, но по-настоящему. И боль настоящая, и выдувший из жвачки пузырь Вано, и Смелова, хватающая ее за подбородок. Что делать, как спасаться?

Она и ногами сучила, и вырывалась, и почти укусила за ладонь Иру, но не спаслась, только откатилась назад. Смелова дернула ее за волосы, больно, до слез. Стул завалился на бок, а вместе с ним рухнула и Наташа. Пол был грязный и пыльный, черный от сажи. Она закашлялась, сплюнула гарь с языка. Смелова по-детски хихикнула.

И тут скрипнула дверь. Вано спросил недовольно:

– А ты тут откуда взялся?!

Послышалась возня, словно кто-то начал драться. Вскрик, неприличное ругательство от Вано, пыхтение. Смелова ойкнула, заголосила что-то, прося ее не трогать.

– Все-все, отстань, – выплюнула Ира. – Пойдем, Вано!

Кто-то шмыгнул носом. Удаляющиеся шаги. Голоса стихли. А потом Наташе развязали руки и подняли на ноги. Она сквозь опущенные ресницы глянула на спасителя.

Отшатнулась, заблеяла невнятно, не веря своим глазам.

Он не изменился. Светлые волосы встрепаны, взгляд лукавый, улыбка самыми уголками губ. Разве что нижняя губа разбита и ухо он потирает, но в целом – абсолютно такой же, как раньше.

Призрак. Но от него не пахнет, как раньше, лесом или зимой, как от Вениной Анастасии. Это сон? Неужели бывают такие реальные сны? Да как он смог победить Вано?!

Они молчали. Таращились друг на дружку, точно незнакомцы. А потом Наташа, разумеется, кинулась к нему, чтобы обнять хотя бы во сне. И ощупывала, а он смеялся и повторял:

– Щекотно!

Свой локоть она щипала до красноты и глаза терла долго-долго. Но наваждение не исчезало. Наоборот, ехидно таращилось и говорило:

– Оставишь тебя на денек-другой, сразу же в неприятности вляпаешься!

– Откуда ты… – онемевшими губами произнесла Наташа.

– Я проснулся в твоей спальне. И мне Лютый сказал, чтоб я несся сюда спасать тебя из лап врагов, – наваждение густо покраснело. – Не догадывался, что ты так дорога нашему домовому.

И ведь спас! Наташа кружила с ним, отплясывала прямо в сгоревшем доме.

– Зачем ты все это устроила? – неожиданно сурово вопросил Кир, останавливая девушку.

Пока они шли домой, она рассказала обо всем. Про поджигателя Вано, влюбленного в Иру, про Сирин, кикимору и Веню. Не утаила ничего, кроме одного… О чем сказать не решалась, смущалась своих слов. Пусть первым их скажет Кир. Наташа ждала похвалы. Ну, хоть капельку. Она же молодец, она совершила невозможное!

А Кир сказал:

– Но я ведь не просил.

…В доме бабушка готовила пирожки, но когда приметила двух хмурых молодых людей на пороге кухни, выронила противень. Тот звякнул, тесто шмякнулось на пол. Ягодная начинка растеклась кровавым соком.

– Получилось! – запричитала Раиса Петровна. – Счастье-то какое!

– Ничего не получилось, – пасмурно ответила Наташа. – Он, видите ли, не просил.

Кир недовольно пожал плечами.

Его поселили в комнатушке на чердаке. Когда-то там складировали хлам, и вся семья два дня разбирала завалы. Сыскался и чугунный утюг, и пузатый самовар, и даже какая-то картина-пейзаж, которую повесили на веранде. Мама с восторгом копалась в древнем сундуке, набитом вещами. Отец крутил пальцем у виска и подшучивал над ней.

Раиса Петровна всем соседям, да и родным рассказала байку про знакомых, которые бросили сына на произвол судьбы. Все думали, что он погиб, а он, оказывается, попросту бродяжничал. И сейчас ему негде жить, а значит, придется поселиться здесь. Кир легенды придерживался. Тетя Света причитала:

– Худенький какой, вот изверги-то.

А дядя Сережа похлопал по спине:

– Ты, парень, образование получи, а мы уж пристроим тебя, коль понадобится.

В этой большой семье было уютно и спокойно. Они любили друг друга как-то по-особенному тепло. Дядя Сережа в шутку звал Раису Петровну «мамой», а та отвечала с ехидцей:

– Да, сыночка?

И все у них ладилось. Солений закатали на зиму, вместе забор перекрасили. Кир сначала не верил, что попал в их семью. В Семью с большой буквы. Ему казалось, что все исчезнет. Лопнет, как воздушный шарик. И он боялся этого. Но утром просыпался в своей комнате, а снизу Раиса Петровна звала завтракать. И он как маленький бежал на кухню, к остальным. Кир не помнил своих родителей и не знал, что семья – это так здорово.

К концу августа дядя Сережа по просьбе Ташкиной бабушки сделал Киру документы взамен «утерянных». Наверное, через своих знакомых. Сколько он денег отдал – история умалчивает. Но у Кира появился паспорт на имя Кирилла Дубинина, медицинский полис и прочая важная дребедень, в которой он не разбирался.

Он вернулся другим. Ему было непривычно не слышать хрустального смеха воды, шепотков деревьев, просьб птиц и рассказов животных. И никто не переговаривался в голове сотней разных тональностей, как общались меж собою хранители. Зато он чувствовал что-то знакомое, но давным-давно забытое. У духов плохо с искренними чувствами. А он мог радоваться по-настоящему и по-настоящему грустить. И дрожать всем телом, когда видел рыжеволосую девочку, закусывающую губу. Она постоянно кусала губы, если волновалась. А Кир рассматривал ее издали, делая вид, будто гуляет по огороду или пялится в окно чердака.

Кир силился вспомнить прошло, те времена, когда он не был учеником хранителя; но не мог. Где он родился, как жил и почему обратился духом? Иногда он навещал старых друзей, и сначала русалки или лешие относились к нему с недоверием, но вскоре поняли: он тот же, хоть теперь и человек.

Только вот с Ташкой они так и не помирились. Зря, конечно, он тогда гадостей наговорил. По глупости. Не поверил, что вновь видит ее, рыжеволосую, тоненькую, большеглазую, и слов правильных не подобрал. Включил «защитную реакцию» – Лютый сказал, что его поведение именно так называется. А она надулась. И Кир решил тоже дуться, просто от незнания, что делать. Такое для него также было в новинку. Он же действительно ни о чем не просил! А пострадай она, а случись с ней что?! Почему она о себе не думала?! Как она не понимает, что он не на нее злился, а на себя. Что не уберег и не защитил!