— Доброе утро, милорд! — начал Гиддон. — Просим простить нас за то, что прервали ваш завтрак. Знаете ли вы, почему мы здесь?

Казалось, лорд с трудом нашел силы заговорить.

— Не имею ни малейшего представления, — ответил он, непроизвольно схватившись рукой за горло.

— Вот как? Может быть, леди Катса поможет вам вспомнить, — сказал Гиддон. — Миледи?

Катса сделала шаг вперед.

— Хорошо, хорошо, — он встал, толкнув ногами стол и опрокинув кубок. Он был высок и широкоплеч, даже выше Гиддона и Олла. Неловко пряча руки, обвел комнату взглядом, избегая смотреть на Катсу. К бороде его пристали яичные крошки. Такой могучий человек, но так глуп и напуган. Катса не позволяла своему лицу выдать ни тени эмоции, чтобы никто но понял, как все это ей ненавистно.

— А, так вы вспомнили, — сказал Гиддон, — не так ли? Вспомнили, зачем мы здесь?

— Полагаю, я вам должен, — ответил лорд. — Видимо, вы приехали забрать долг.

— Прекрасно! — Гиддон словно разговаривал с ребенком. — А почему вы оказались нам должны? На сколько акров был уговор? Напомните мне, капитан.

— На двадцать, милорд, — подсказал Олл.

— А сколько акров было срублено, капитан?

— Двадцать три, милорд, — сказал Олл.

— Двадцать три акра! — воскликнул Гиддон. — Разница немаленькая, не правда ли?

— Это ужасное недоразумение, — лорд мучительно попытался улыбнуться. — Мы не предполагали, что нам понадобится так много. Конечно, я сейчас же с вами расплачусь, только назовите цену.

— Вы причинили королю Ранде немало неудобств, — начал Гиддон. — Вы уничтожили три акра леса, а ведь королевские леса не безграничны.

— Конечно, конечно. Ужасное недоразумение.

— К тому же мы были вынуждены провести в пути несколько дней, чтобы решить этот вопрос, — продолжал Гиддон. — Наше отсутствие при дворе весьма расстраивает короля.

— Конечно, — повторял лорд. — Конечно.

— Думаю, если вы удвоите то, что уже заплатили, это в какой-то мере искупит неудобства, причиненные его величеству.

Лорд нервно облизал губы.

— Удвоить плату. Да. Кажется, это вполне разумно.

— Вот и прекрасно, — улыбнулся Гиддон. — Не мог бы ваш слуга указать нам путь к сокровищнице.

— Конечно, — лорд жестом поторопил стоящего рядом слугу. — Иди, да поживее!

— Леди Катса, — добавил Гиддон, вместе с Оллом направляясь к выходу. — Почему бы вам не остаться здесь и не составить компанию милорду?

В сопровождении слуги они вышли из зала, и высокие двери захлопнулись за ними. Катса и хозяин остались одни.

Она пристально посмотрела на него. Лорд побледнел и часто задышал, стараясь не смотреть на нее. Виду него был такой, словно он вот-вот лишится чувств.

— Сядьте, — приказала Катса. Он упал в кресло и тихо застонал. — Смотрите на меня, — добавила она. Его взгляд скользнул по ее лицу и остановился на руках. Жертвы Ранды всегда смотрели на ее руки, на лицо — никогда. Не могли выдержать взгляда. К тому же удара они ожидали от рук.

Катса вздохнула.

Он открыл рот, чтобы заговорить, из его горла вырвался лишь скрип.

— Я не слышу, — сказала Катса.

Он откашлялся.

— У меня семья. Мне нужно о ней заботиться. Делайте, что пожелаете, но, прошу, не убивайте меня.

— Вы просите не убивать вас ради семьи?

— И ради себя самого, — в бороду скатилась одинокая слеза. — Я не хочу умирать.

Конечно, кто захочет умирать за три акра леса.

— Я не убиваю тех, кто украл у короля три акра леса, — сказала она, — а потом щедро заплатил за них золотом. За такое преступление скорее ломают руку или отрезают палец.

Она двинулась к нему, вынимая кинжал из ножен. Он тяжело дышал, не отрывая взгляда от яиц и фруктов на блюде. Интересно, его стошнит или, может, он начнет рыдать? Но внезапно лорд отодвинул от себя блюдо, опрокинутый кубок и серебряные приборы, вытянул руки на столе и, опустив голову, стал ждать самою страшного.

Катсу захлестнула волна усталости. Приказы Ранды легче было выполнять, когда жертвы умоляли или скулили, когда в них не оставалось ничего достойного. Королю ведь не было никакого дела до этих лесов — его волновали лишь деньги и власть. К тому же лес вырастет снова, а отрезанные пальцы заново не вырастают.

Она вложила кинжал обратно в ножны. Значит, руку, или ногу, или, может, ключицу — очень болезненный перелом. Но ее собственные руки словно налились свинцом, ноги не желали двигаться.

Лорд испустил дрожащий вздох, но не пошевелился и продолжал молчать. Лжец, вор и дурак.

Он был ей совершенно безразличен.

Катса резко вздохнула.

— Я вижу, вы храбры, — сказала она, — хоть сначала мне так и не показалось.

Вскочив на стол, она ударила его в висок, как делала с охранниками Мергона. Он, покачнувшись, упал со стула. Катса развернулась и направилась в большой каменный зал ждать, когда Гиддон и Олл вернутся с деньгами.

Он проснется с головной болью, но не более того. Если Ранда прослышит о таком неповиновении, он будет в ярости.

Но, возможно, Ранда не услышит. Или, может быть, ей удастся обвинить лорда в том, что он лжет, чтобы сохранить лицо.

В этом случае Ранда настоит, чтобы в следующий раз она вернулась с доказательствами. Будет коллекционировать сморщенные пальцы рук и ног. Какая репутация будет у нее после такого…

Это все неважно. Сегодня у нее нет сил пытать человека, который этого не заслужил.

В зал вошла тоненькая девочка. Катса узнала ее даже раньше, чем увидела глаза: один — желтый, как тыквы, что растут на севере, а другой — грязно-коричневый. Ей она готова сделать больно. Ее она будет мучить, если это помешает ей воровать мысли.

Катса поймала взгляд девочки и пристально посмотрела ей в лицо. Малышка ахнула и попятилась, потом развернулась и бросилась бежать вон из зала.

Они продвигались довольно быстро, хотя Катса ворчала, что они плетутся, как черепахи.

— Катса убеждена, что любая скорость, на которой не рискуешь сломать шею, — пустая трата лошади, — съязвил Гиддон.

— Я только хочу поскорее узнать, рассказал ли этот лионидец что-нибудь Раффину.

— Не беспокойтесь, миледи, — успокаивающе сказал Олл. — Если погода не изменится, мы доберемся домой к вечеру завтрашнего дня.

Весь день и всю ночь было ясно, но перед рассветом звезды над их привалом скрылись за облаками. Утром всадники поспешно собрались и отправились в путь с некоторой тревогой. Вскоре, когда они уже заезжали на постоялый двор, в котором оставили своих лошадей, капли дождя уже вовсю били их по рукам и лицам. Только-только добрались они до конюшни, как небеса разверзлись и на землю хлынул дождь. По холмам вокруг заструились потоки воды.