промыслом и охотой. Но засевший где-то внутри страх не давал покоя. Сон был настолько живым, что до сих пор не покидал голову, не забывался, как это обычно бывает поутру. Илья чётко помнил слёзы Ани и её мольбы, «Не выходи, сиди дома, ну какой чёрт тебя дёрнул потащиться в этот проклятый лес». От её слов ему становилось не по себе, он чувствовал, что происходит что-то за гранью его понимания. Страх, липкий, обволакивающий, как будто окутал всё вокруг, но самое плохое было это непонимание природы этого страха, почему ему страшно, откуда исходит опасность, что вообще происходит.

Впереди, прямо на зарастающей лесом дороге стоял белый снегоход Варяг, Илья сразу узнал его. На нём всегда разъезжали сыновья Саныча, сам Саныч, как и Илья передвигался по зимнему лесу на старом добром Буране, правда, оранжевого цвета и годов на десять моложе, чем у Ильи. Подъехав к Варягу, встав с ним параллельно, Илья, не глуша двигатель, оглянулся вокруг, затем привстал и крикнул в окружающий лес:

- Паша! Андрей! –

Ему никто не ответил, наверняка далековато ушли, скорей всего к ручью, что был в километре ниже. Саныч хвастался, что там соболя просто тьма тьмущая, за сезон больше семидесяти процентов именно вдоль этого ручья добывает пушного зверька.

Ещё раз крикнув имена молодых парней, Илья осмотрелся вокруг, не слезая со своего Бурана. В сторону ручья уходил широкий, беспорядочный проваливающийся след. «Что-то тяжёлое таскали», - подумал Илья и не видя причин задерживаться, отправился дальше.

Оранжевый Буран Саныча, стоял на месте, накрытый целлофаном, рядом с зимовьём. Хотя эту добротную избу сложно назвать лесной избушкой. Большой по площади, высокий дом, с настоящими окнами из стеклопластика, построенный из привезённого строительного леса, а избушку Ильи, дядя строил из брёвен, что срубил сам недалеко от самого строения, поэтому о ровности брёвен можно было только мечтать. Крыша у Саныча была самой настоящей: треугольной, с сильным покатом, покрытой шифером, а не как у Ильи - плоской из брёвен, поверх которых лежал толь. Снег с такой не сползал, а накапливался большой белой шапкой. В доме у Саныча так же имелась просторная застеклённая не отапливаемая прихожая, в которой очень удобно хранить мясо, припасы, снаряжение, оборудование, шкуры всё это не засыпает снегом, храниться в холоде, изолировано от зверя снаружи. Но главной достопримечательностью Саныча была самая настоящая баня, построенная сразу за домом. Это тебе не в тазике с тёплой водой обмываться, как часто приходилось делать Илье. В общем богатая, добротная, построенная качественно и надолго, самая настоящая усадьба, по меркам местного населения.

Заглушив до невозможности громко ревущий Буран, Илья слез с него в надежде, что хозяин выйдет встретить его, как это обычно бывает. Но никто не появился. Немного потоптавшись на месте, Илья направился в дом. Может Саныч спит или прихворал не дай бог.

- Хозяин! Саныч! Есть кто дома!? – находясь в прихожей, дверь которой была открыта, крикнул Илья, подумал: «А где собаки? Почему не встречают? Наверное, с сыновьями ушли в лес».

У Саныча были две собаки, какой породы Илья не знал, но высокие массивные охотничьи собаки, кабана или изюбря вполне способные задержать до прихода хозяина. Ответом была тишина. Подойдя к обитой дерматином с утеплителем двери, Илья несколько раз стукнул кулаком по ней, огляделся вокруг. В прихожей лежали мешки из-под сахара, наполненные чем-то, несколько шкур изюбря, замерзшая порубленная туша копытного и две задние ноги в шкуре от свиньи, как раз скорей всего от той, что он вчера видел на поляне, где похозяйничал великан Амба. «Жадность», - подумал Илья и улыбнулся про себя, в прихожей полно мяса, а от того, чтобы украсть у тигра не сдержался, похоже на Саныча, хотя сам такой, была бы тушка на моей территории, точно бы умыкнул, только целую, но это от нужды.

Дверь не торопились открывать, и Илья ещё раз несколько раз ударил кулаком по двери, после чего тут же взялся за ручку двери и потянул её на себя. Дверь пошла туго, сверху стоял доводчик двери в виде простой пружины, но замок двери был открыт, хороший знак. Если бы Саныч ушёл в тайгу, то прихожая и сама дверь в дом обязательно были бы закрыты. Он знал об этом, пришлось бы сидеть ждать хозяев, или дозвониться до Данилы и ехать назад, даже не попив чайку, не отогревшись у печки.

- Саныч! – крикнул в приоткрытую дверь Илья и открыл дверь на - распашку, готовым переступить порог.

То, что предстало перед Ильёй, он бы не смог сразу объяснить, так как даже не понял, что это. Внутри дом представлял из себя одну большую комнату, задняя часть которого перегораживалась простынкой там, где находились спальные места. При входе справа стояла кирпичная печка с чугунной плитой, прямо посередине деревянный стол со стульями по бокам. Слева что-то вроде места для кухни, где стоял узкий длинный стол, сколоченный из двух досок для разделки, нарезки, раковина с ведром снизу, чтобы сполоснуть посуду или помыть руки. На стене висели котелки, сковородки, имелись полочки под крупу, специи, всякую мелочь. Все это находилось на полу в полном хаосе, стоял лишь стол посередине, остальное: стулья, разделочный стол, кухонная утварь - валялись на половых досках, которые были в брызгах, разводах, потёках крови. Складывалось ощущение, что Саныч решил прямо дома зарезать свинью, а та, воспротивившись этому, убегая от убивицы, раскидала, разбросала все что можно в узком для неё помещении. Крови было очень много, и вызывало не шуточное беспокойство.

- Саныч!? – зайдя в помещение полностью, испуганно спросил Илья.

На столе, который единственный остался стоять на своих ножках на дощатом полу, лежала окровавленная скомканная шкура. Обойдя упавший стул, Илья замер в страхе, шкурой оказались две собачьи головы с ошмётками шкур вместо шеи.

- Че за чёрт! – уже не на шутку растерянно произнёс Илья и огляделся вокруг.

Простынь, что закрывала два топчана, на которых спали хозяева дома, с одной стороны была оторвана, и провисала, открывая небольшой участок спального места. От больших двух окон, расположенных с двух сторон дома, освещение было отличным, Илья ясно увидел окровавленную руку, остальное тело закрывала простынь. Быстро направившись к топчанам с холодеющим от ужаса сердцем, он отдёрнул простынь, тут же отпрыгнул назад от увиденного.

Распознать человека в этом кровавом фарше было затруднительно,