– Сима – какое-то кошачье имя, – решил он нарушить молчание.

– Нормальное имя! – Она буквально швырнула в него зашитой курткой.

– Спасибо.

– Не за что. Давайте ужинать.

Можно сказать, что впервые в жизни Илья ел жареные сосиски.

«Питаться нужно только здоровой пищей», – говорила его мама.

Оказалось, что нездоровая, напичканная холестерином сосиска, да еще с жареной картошкой – это очень вкусно.

Потом они пили чай с липой, потому что зеленый чай с жасмином мог подорвать Симин бюджет. Рассказывая про бюджет, она впервые с момента их встречи улыбнулась. На ее щеках тут же появились задорные ямочки.

Илья напрягся – эта улыбка и эти ямочки…

– Да что вы на меня так смотрите?! – нахмурилась она, и недавнее очарование исчезло.

– Как – так? – спросил он иронично.

Из короткого, но очень эмоционального монолога выяснилось, что Сима не любит, когда на нее смотрят вообще и мужчины в частности.

Вот так новость! Из своего опыта общения с представительницами слабого пола Илья знал, что обычно им нравится, когда на них смотрят. Получается, у его маленькой кошечки есть большие комплексы. С чего бы это?

Их разговор грозил закончиться ссорой, а Илье не хотелось, чтобы такой замечательный день завершился на печальной ноте. Он понял, что самое время откланяться.

– Симка! Ты Чокнутая! Просто полная дура! – Инка, ее единственная лучшая подруга, раздраженно встряхнула мудрено подстриженной челкой.

– По-моему, ты преувеличиваешь, – сказала Сима, не отрываясь от нарезания маленького шоколадного тортика, который приволокла подруга.

– Ничего я не преувеличиваю! – возмутилась Инка. – Это же надо додуматься, привести в дом бомжа! Ты проверяла, ничего не пропало?

– Ну что у меня можно украсть? – пожала Сима плечами.

– Все равно, это очень опасно! – стояла на своем подруга. – Он мог тебя изнасиловать.

– Инна! Он спас меня от изнасилования.

– Это еще ничего не значит. Может, он просто устранил конкурентов, чтобы ты досталась только ему. Он хоть не очень старый, этот твой бомж?

– Он не мой! – возмутилась Сима.

– Понятно, что не твой. Еще чего не хватало! Ну так сколько ему лет?

– Двадцать пять – тридцать.

– Такой молодой – и уже бомж! Воняло от него, наверное?

– Не воняло. – Симе стало обидно за своего бомжа. – И вообще, прежде чем сесть за стол, он помылся.

– Где? – Инка не сводила с нее настороженного взгляда.

– В моей ванной. Где же еще?

– С ума сойти! – подруга закатила глаза. – Надеюсь, ты ему спинку не терла?

– Инка!

– Да ладно, не обижайся. Просто все это как-то необычно. А он симпатичный?

– Честно? – Сима вспомнила светло-русые волосы, пресс «кубиками» и сразу покрылась нездоровым румянцем. – Он очень красивый, только глаза…

– Что глаза? – Инка нетерпеливо подалась вперед.

– Они какие-то жесткие.

– А ты и глаза успела разглядеть… Симуля, может, ты влюбилась?

– Ну, конечно. Всю жизнь мечтала влюбиться в бомжа. Не говори глупостей, лучше давай чай разливай.

– Чай с липой?

– Нет, с жасмином! – огрызнулась Сима.

– Дался тебе этот жасмин! Пила я такой чай. Ничего особенного! – подруга достала из шкафчика разномастные чашки, спросила осторожно: – Ты посуду хоть продезинфицировала после своего гостя дорогого?

– И посуду продезинфицировала, и ванну с порошком почистила, и полы с хлоркой вымыла.

– Вот это правильно. Нам тут только заразы всякой не хватало. – Инка разлила чай по чашкам. – Ты тортик-то кушай. Специально для тебя шоколадный покупала. Не понимаю, как можно так самозабвенно любить шоколад?! Кстати, хочешь следующий раз я принесу чай с жасмином?

– Принеси. – Сима положила себе кусок торта.

– Но ты же понимаешь, что я действую не из чистого альтруизма? У меня есть шкурный интерес. Дашь духами попользоваться?

– Дам.

Инка сорвалась с места и вернулась уже с флаконом духов.

– Не понимаю тебя, Вишневская. Такой парфюм обалденный, а стоит без дела.

– Не начинай.

– А что такого? Только заходит речь о твоей мамашке бессовестной, как ты сразу тушуешься.

– Я не тушуюсь. Просто мне неприятны ее подарки.

– Можно подумать, она тебе делала много подарков! Только эти несчастные духи…

– Мне от нее ничего не нужно, – отрезала Сима.

– Ну конечно! Ты же у нас гордая! А вот я, например, вообще удивляюсь, как таких кукушек, как твоя маман, земля носит. Подкинула ребенка больной родительнице и думать забыла и о ребенке, и о маме. Сама как сыр в масле катается, а вы…

– Я уже достаточно взрослая. Могу сама себя обеспечить. – Симу тяготил этот разговор.

– Ты же не всю жизнь была взрослой! – Инка тряхнула мудреной челкой. – Да ладно – ты! A Мария Илларионовна? Она же совсем беспомощной под конец жизни стала! Вся твоя зарплата копеечная ей на лекарства уходила. А эта… И не надо на меня так смотреть! Что думаю, то и говорю! Эта дрянь даже на похороны не пришла! У, ненавижу таких… – Инна в сердцах врезала кулаком по столу. Жалобно тренькнули чашки.

– Не ломай мебель, – попросила Сима.

– Было бы что ломать, – сказала Инка, уже более спокойно.

Сима улыбнулась – вот такая у нее подруга. Режет правду-матку, не обращая внимания на последствия, за что потом сама же и страдает. Впрочем, в данном случае у нее было моральное право говорить такие жестокие вещи.

Они дружили с раннего детства. Жили в одном подъезде. Учились в одном классе. В детстве Инка очень болела и больше времени проводила дома, чем в детском саду. Светлана Ивановна, ее мама, постоянно ломала голову, куда пристроить любимое чадо. На ее работе и слышать не хотели про больничные листы. Или работай, как все, или увольняйся. Помощь пришла в лице Марии Илларионовны, которая к тому времени уже вышла на пенсию.

«Там, где один ребенок, там и два. Не таскай ты Инку в детский сад. Я за ней присмотрю. И Симке будет веселее».

Так и получилось, что жили они одной семьей. Днем о девочках заботилась бабушка. Вечером вахту принимали Инкины родители. Возможно, благодаря их стараниям Сима никогда не чувствовала себя сиротой.

Девять лет назад Виталию Борисовичу, Инкиному отцу, предложили пост главного редактора никому не известного, малотиражного журнала. До этого он полжизни проработал в редакции газеты «На страже» и очень сильно рисковал, меняя маленький, но стабильный заработок на призрачные перспективы.