Посредством жребия определялись также мелкие чиновники. Однако десять генералов и «министр финансов» избирались прямым голосованием, поскольку для того, чтобы распоряжаться большими средствами, требовались незаурядные способности.[56] Такая работа не приносит удовольствия, если нет возможности воспользоваться этими деньгами для личных нужд.

Ярким доказательством гениальности Перикла служило управление Делосским союзом, созданным в 478 году до н. э. для защиты от персов[57] и названном так потому, что членские взносы, составляющие за год 600 талантов, или $750 000 долларов США, хранились во славу Аполлона на священном острове Делос.[58]

Перикл знал, что вокруг полно мошенников, которые крадут все, что плохо лежит, и потому в 454 году до н. э. переместил казну в Афины, где получил возможность держать денежки в поле своего зрения. Однако он обнаружил в казне только $3 750 000, в то время как должен был обнаружить там $35 397 500. Я не в состоянии объяснить причину такой разницы.[59]

Таким образом он получил средства для того, чтобы сделать Афины прекрасным городом, соорудив Парфенон и другие строения на Акрополе и украсив их изрядным количеством произведений искусства.[60] Средний гражданин Афин, если он того желал, мог ежедневно изучать замечательные образцы архитектуры, живописи и скульптуры – лучшие из всех, какие только видел мир. Впечатление, производимое на граждан, было приблизительно таким же, как и эффект, который сегодня производит на граждан искусство.

Парфенон стоил 700 талантов, или около $875 000. Внутри него находилась статуя Афины Парфенонской, изваянной Фидием,[61] стоимостью около $1 250 000. Она возвышалась на сорок футов и была украшена слоновой костью и золотом. Афиняне обвиняли Фидия в краже золота во время работы над статуей. Он, конечно, не крал, но афинянам было тяжело расстаться с такой красивой версией, потому что сами они поступили бы именно так, а не иначе. Вскоре, однако, одеяние Афины не могло уже вместить в себя столько золота, сколько там его было, и сама статуя исчезла. Все дело в том, что ее забыли прибить к полу гвоздями.

Другим видом искусства была греческая драма, в которой преобладали трагедии об Агамемноне и Клитемнестре, написанные Эсхилом, Софоклом и Эврипидом.[62] Греческая драма основывалась на хорошо известных историях, и потому каждый знал, что случится дальше, так же, как это знает каждый сегодня.[63] Поскольку каменный театр Дионисия к тому времени еще не был построен, зрители сидели на деревянных скамейках, расположенных на склоне холма, и думали, что лучше бы им не появляться на свет.

Существовал такой человек по имени Сократ, который, ходя босиком, просил людей определиться в своих понятиях. Он учил, что хорошая жизнь состоит в том, чтобы быть хорошим, и что судьба – это знание, а знание – есть судьба.[64] Перикл гордился греческой культурой, но не настолько, конечно, чтобы перестать думать о себе. Он не был человеком общества и редко выходил из дому, где у него было немало развлечений. Он был весьма дружен с Аспасией, женщиной, прославившейся своей красотой и остроумием, на которой не мог жениться, поскольку она была рождена в Милете, а жениться на иностранках запрещал закон. Этот закон Перикл сочинил сам в 451 году до н. э., до того как встретил Аспасию.

Он развелся со своей женой Телесипеей по причине несовместимости характеров, и Аспасия переехала к нему.[65] Будучи джентльменом, Перикл обеспечил Телесипею другим мужем, для нее третьим по счету. Это сделало Телесипею гетерой, или компаньонкой, как их часто называют. Многие греческие гетеры были весьма искушены в риторике, или в искусстве говорить. Как правило, те, кто говорит намного быстрее других, имеют значительно больше шансов преуспеть. Знаменитая гетера Лерне, известная также как Дидрахма, из-за того, что она почти полностью вела беседу на греческом, стоила две драхмы, или что-то около тридцати шести центов в переводе на наши деньги.

Женщин Афин нельзя было назвать счастливыми: они постоянно сидели дома и не имели права по собственной инициативе беседовать с мужчиной.[66] Аспасия верила в женские права, и ей почему-то казалось, что женщины так же хороши, как и мужчины, – мнение, которое периодически возникает то там, то здесь с удивительным постоянством.[67] Положение женщины в Афинах было незавидным, но оно могло быть еще хуже. Замужней женщине позволялось обедать со своим мужем до тех пор, пока за столом находилась компания, и при этом она не должна была покидать своего места. За обычной трапезой жена сидела на стуле, а муж возлежал на софе, утомленный беседой с друзьями о проблемах Истины, Красоты, Божественного, Справедливости, Свободы и Умеренности.[68]

Греческие женщины не могли бродить по улицам, но располагали возможностью выглядывать в окно и иметь детей. По достижении шестидесятилетнего возраста они могли посещать похороны. И, тем не менее, многие из них испытывали недовольство своей судьбой.[69] У нас нет статистики о количестве женщин в Афинах, поскольку афиняне полагали, что они не заслуживают того, чтобы их считали. Греки не могли знать, к чему все это приведет.