– Какой у тебя план? – отчаянно зашептал Нил, пятясь назад.

– План? Показать тебе, где раки зимуют, единичка, – разозлился Медведь. – Думал, отвлечешь меня с утра своими бреднями и я тебе проиграю?

Говорить во время боя не запрещалось – игроки всегда старались задеть друг друга словами, чтобы заставить пропустить удар. Плеть попала Нилу по шее, и он зашипел от холода. Свое оружие он даже поднять не пытался.

– Из-за тебя я потерял свою очередь выбирать противника, – процедил Медведь и снова стегнул его плетью. – А теперь ради одного балла выставляю себя идиотом, трачу свою мощь на такую козявку! Я, который двадцатку мог бы заработать! Тебе жить надоело?

Краем глаза Нил заметил, что трофеи сияют все ярче, – похоже, злости у Медведя было на троих. У Нила заныло под ложечкой: что-то тут было не то, что-то очень простое, но он не понимал.

Он растерянно посмотрел на трибуны – искаженные лица, крики: «Медведь, размажь его!» А вдруг и нет никакого стрижа и это все – какой-то злой розыгрыш? Плеть ударила снова и снова, Медведь не скупился, и до Нила наконец начало доходить, что делает это оружие: он, который никогда не давал воли отчаянию, с каждым ударом чувствовал его все сильнее. Плеть по кусочку отнимала аниму, оставляла только Тень: безнадежность и страх.

Он все равно проиграет. Нет никакого стрижа и никакой золотой магии. Он останется здесь, и никто его не спасет. Останется здесь навсегда.

– Медведь, пожалуйста, скажи, что мне делать, я все сделаю, – пробормотал он. Язык заплетался, словно холод добрался уже и до него. – Ты же волшебник!

– Ты свихнулся? – Медведь яростно хлестнул его по груди, и у Нила сжалось сердце. – Дерись, не стой столбом!

Нил посмотрел на чудо-плеть в своей руке. Сейчас Медведь не ожидает атаки, все получится.

«Надо застать его врасплох. Золотая магия хитра и непредсказуема, она всегда защищает носителя, и, если бы мы пришли за стрижом сами, она бы его спасла, – объяснял утром Кадет. – Ты должен нанести всего один удар».

Вот только если Кадет ошибся и Медведь обычный парень, такой удар иссушит его на месте. А если Медведь все же тот, кто всех спасет, этот удар отнимет огромный кусок его анимы, и он не сможет сопротивляться, когда его схватят.

В глубине души всегда знаешь, как поступить, главное – не думать слишком долго. Поэтому Нил разжал руку, и плеть упала на камни.

– Если ты можешь что-то сделать, пожалуйста, делай сейчас, – выдавил он.

Медведь в ответ дал ему плетью по коленям так, что Нил растянулся на камнях. Шум вокруг медленно сливался в однородный гул.

– Подними ее и дерись! – прошипел Медведь. Он не привык к таким скучным, бездарным, коротким играм. – Слабак, ты идиотом меня выставляешь! Бейся!

Нил перекатился на спину и поднял руки – знак того, что сдается, но Медведь ударил его снова, с искаженным лицом, будто не мог остановиться. Кто-то с трибун крикнул: «Ты чего, последнюю аниму выбьешь!», остальные жаждали, чтобы Медведь продолжал, трофеи все ярче горели холодным злым светом. Если бой настолько выходил из-под контроля, его останавливали и делали предупреждение, но сейчас Мастер Игры молчал.

– Медведь, ты же не такой, – забормотал Нил и вдруг понял, что не сможет подняться, даже если захочет, – все тело налилось холодной тяжестью. – Не… Не надо.

Мама когда-то учила его, что в каждом есть что-то хорошее. Это было до того, как их землю захватили, но Нил продолжал в это верить, потому что мама верила, и если только он перестанет, то больше никогда не найдет к ней дорогу.

– Ты не такой, – с заложенным носом повторил он. Сердце билось все медленнее, словно на грудь ему положили что-то тяжелое. – Эй, ты же хороший парень.

– Хороших парней здесь давно уже нет, – выдавил Медведь. – И я отсюда выйду. А ты – вряд ли.

И откуда-то из глубины тупой, холодной печали, в которую каждый удар погружал его все глубже, Нил подумал: «Медведь не виноват». Все они тут обозлились, и никакого золотого стрижа здесь нет и быть не может, да и хороших парней, наверное, тоже. Бой закончится, все съедят по миске еды и разойдутся, продолжая обсуждать игру, и проспят до побудки следующего дня, неподвижные, как камни.

Медведь занес плеть с такой силой, что она со свистом рассекла воздух, и Нил зажмурился. Под веками что-то вспыхнуло, его окатило теплом, и он был уверен, что это конец, но удар так и не достиг цели. Медведь глухо вскрикнул, а потом вокруг стало совершенно тихо, и Нил приоткрыл глаза.

В воздухе висело теплое золотое сияние, будто подсвеченная солнцем пыль. Медведь стоял, глупо вытаращив глаза и уронив плеть на камни. Нил сощурился – он давно не видел таких ярких красок. Потом он с удивлением понял, что ему больше не холодно, как будто что-то согревает его изнутри. А потом до него дошло.

Он медленно опустил взгляд и посмотрел на себя. Сияние исходило от него, окутывало золотистой дымкой.

– Ого, – сказал он и, наверное, сказал бы что-нибудь еще, но тут к нему скользнула мерзкая масса черных щупалец, шмякнулась на него всем своим весом и прижала к камням.

Монструм Господина Черепа был таким холодным и отвратительно скользким, что Нил съежился, в слепой панике вжимаясь в камни. Кто-то с нечеловеческой силой схватил его за запястье, и он всхлипнул от облегчения – ему показалось, что рука сейчас выдернет его из-под этого отвратительного студня. Но рука застегнула у него на запястье что-то металлическое, ужасно тяжелое, и только потом рывком подняла на ноги. Нил вскинул глаза, трясясь как осенний лист. Рядом стоял Кадет. Нил даже не думал, что его безжизненный взгляд в принципе способен выражать такое торжество.

– Это браслет смертельного холода, – громко объявил Кадет. – В нем ты не опасен.

Нил и не собирался быть опасным, он только стоял и думал о том, как больно эта тяжеленная штука оттягивает руку. Золотое сияние в воздухе медленно осыпалось, сияющие крупинки гасли.

– Золотой стриж – это я? – заплетающимся языком начал Нил. Его отупевшие от многолетней рутины мозги не способны были соображать с подходящей для такой ситуации скоростью. – Тогда зачем ты…

– Конечно ты, кто еще это мог быть? – сказал Кадет. Он говорил так, словно хотел, чтобы его слышали все, до последнего ряда трибун. – Я сразу понял это, когда услышал пророчество. И разработал план, который позволит убедиться в этом, а также обезвредить тебя на глазах всего Селения.

«Вот гад», – беспомощно подумал Нил, но даже в этой мысли не было настоящей злости: теплое, щекочущее чувство в груди так и не исчезло, оно отвлекало от осознания беды.

– А почему я Изгородь уничтожить не мог? – все-таки спросил он.

– Потому что у тебя не было золотой магии, – хвастливо, с удовольствием ответил Кадет. – Ты копил аниму. Видимо, очень долго. И накопил очень много. Но из курса по золотой магии в Академии я знаю, что анима превращается в золотую магию, только когда совершаются какие-то определенные поступки. У вас тут обычно нет повода их совершать, и я дал тебе повод. Мой монструм следил за тобой, он умеет быть незаметным, если надо. Ты выбросил шар. Предупредил Медведя. Не использовал оружие. Основа золотой магии – это доброта, самоотверженность и любовь к жизни, своей и чужой. – Кадет скривился, будто ему даже говорить такие слова неприятно. – Ты поступил в соответствии со своим кредо, а я выполнил задание Тени – не дал предсказанию сбыться.