Утром мы едва выдерживаем завтрак. Отец, видя наше нетерпение, ест нарочито медленно, задает вопросы и требует пространных ответов. Так он учит детей терпению и умению владеть собой. И только когда уносят последнее блюдо, встает, берет под руку матушку и удаляется из столовой, отпуская нас на все четыре стороны. Мы не медлим. Задыхаясь от бега, наперегонки ныряем в кусты и, в нетерпении мешая друг другу, тащим гнездо еще глубже, туда, где среди зеленых ветвей растянуто промасленное полотно и лежат подушки от кресел. Здесь мы храним свои "сокровища": мутный осколок бутылочного стекла (сквозь него можно в яркий день смотреть на солнце), обломок железного меча, мешочек с красивыми разноцветными камешками…

Убежище просторно. Но добыча занимает его целиком. Для нас места почти не остается. Изогнувшись немыслимым образом, мы безуспешно заглядываем в гнездо. Наконец, Кэм решается.

Осторожно засовывает руку внутрь и замер. Воздух вокруг становится каким-то вязким, а звуки, которыми всегда наполнен сад, стихли. Казалось, само время остановилось. Мне сладкий ужас перехватывает дыхание.

Брат улыбается, и все возвращается: птичьи трели, шум ветра в ветвях… Я рассматриваю, что он достал: горсть бесцветных и темно-красных камешков на спутавшейся цепочке. Такие же лежат у матушки в шкатулке, и я уверена — это рубины и бриллианты.

Кэм отдает найденное:

— Подержи.

Потом он извлекает большой, с ладонь величиной, потемневший от времени серебряный медальон. Света в жасминовых зарослях хватает, чтобы разобрать чеканку. Рисунок, очень хорошо знакомый и мне, и брату — рука, сжимающая меч. Родовой герб Дома Орвов.

— Это не все, — следующей находкой стало грубое кольцо-печать. С тем же гербом.

— Еще что?

— Сейчас.

Кэм долго шарит в гнезде, а потом, для полной уверенности и потрошит его. Груда веточек усыпает землю, мы перебираем их все до одной, но ничего не находим.

Мы нарушаем заповедное правило Дома — возле кабинета отца вести себя тише мышей. Но в это раз он не отправляет нас за розгами, а удивленно наблюдает как мы, забыв о приличиях, подпрыгиваем от нетерпения и лопочем о гнезде, медальоне и рубинах.

— А ну, тихо! Кэм, говори ты.

Брат вдыхает, словно перед прыжком в воду, и рассказывает о находке. Правда, у него хватает ума умолчать, как гнездо оказалось на земле. Отец не одобряет подобные выходки, считая, что бесполезный риск для Наследника Дома недопустим.

В тот день шалость сходит нам с рук. Рубины с бриллиантами оказываются фамильной ценностью. Диадемой, пропавшей несколько поколений назад.

Кольцо и медальон тоже принадлежали нашей семье, герб развеивал все сомнения. Их отдают нам. Дешевое серебро, потеряем — не жалко.

Мы носим находки как знаки отличия, добытые в бою. А потом, в один из дождливых дней, когда особо делать было нечего, Кэм решает почистить свой перстень: за долгие годы он стал почти черным. Брат выпрашивает у кухарки порошок, которым та чистит столовое серебро и уходит в открытую галерею. Я обижаюсь (мне хочется играть в прятки), со всех сторон оглядываю свой медальон и решаю, что чернь выглядит благородно. И иду к себе — матушка постоянно выговаривает из-за заброшенной вышивки. А покрывало предназначено в приданное!

Но не успеваю я вдеть в иголку алый шелк, как дверь распахивается, хлопнув о стену, и в комнату врывается Кэм. От неожиданности я вскакиваю. Пяльцы с грохотом опрокидываются. Попытка поймать их заканчивается на полу у ног брата — подвели складки длинного платья.

— Кэм!

Я возмущена. По его милости я чуть не сломала пяльцы, разбила коленку, а он даже и не думает помочь встать!

— Да ладно тебе! Смотри! — он протягивает сложенные лодочкой руки.

— Что там?

В перемазанных влажным порошком ладонях лежит разделенный на две части перстень.

Печатка отделилась от ободка, открыв тайник. А в нем прятался крохотный ключик.

— Представляешь, чищу, надавил, а он возьми и … Как ты думаешь, от чего это?

Я жутко завидую. Почему ему достается все самое интересное? Обиду лучше переживать в одиночестве, и я прикидываюсь очень занятой:

— Не знаю. Кэм, мне вышивать надо. Матушка ругается. Давай потом, а?

Он обижается. От возмущенного взгляда хочется залезть под стол. А потом приходится закрывать дверь — Кэм решил, что мне это больше надо.

Показываю ему в спину язык и принимаюсь приводить в порядок комнату.

Пяльцы целы, а вот размотавшиеся клубки шелка… Я не отличаюсь терпением, а уж распутывать тонкие нитки! Кэм прибежал, набезобразил, а сижу и исправляю — я! Мог бы и помочь.

Злость усилилась. Я отбрасываю клубок и достаю медальон. Овальная пластина в палец толщиной. Тяжелая. Я подношу украшение к уху и трясу. Тишина.

Но перстень Кэма тоже казался целым! Что он там с ним сделал? Чистить начал? Пачкаться не хочется, и я просто с силой тру медальон тряпицей, которую вышиваю уже третий месяц.

Ничего. Я кручу украшение в руках, пытаясь понять его секрет. Безрезультатно. Кэм точно задерет нос и будет хвалиться своим кольцом, а мне нечем ответить! Бесполезная безделушка ударяется о каменную стену.

Я явственно слышу щелчок. Сломался? Теперь брат и вовсе заважничает!

Сдерживая рыдания, я осматриваю украшение. По краю, там, где прежде шли линии гербового щита, появилась щель. Слезы моментально высыхают, а сердце бьется громко-громко — медальоны так не ломаются.

Как бы открыть? Надо подцепить чем-то.

Роюсь в иголках. Выбираю самую толстую, засовываю в щёлочку и… Нет, не будет Кэм хвастаться! Потому что медальон превратился в шкатулку. А в ней лежит ключ.

Как же хочется помчаться к брату, похвалиться находкой. Но после ссоры сделать это без ущерба для собственной гордости невозможно. Поэтому я возвращаюсь к окну и отодвигаю подальше пяльцы, чтобы не мешали как следует рассмотреть тайничок. Теперь осталось дождаться подходящего случая.

Он представляется после обеда. За столом Кэм многозначительно теребит пальцами перстень. Он ему велик, и брат повесил печатку на шею. Я в ответ равнодушно пожимаю плечами и спокойно ем.

Отец заметил наши переглядки, но правила не нарушаются, и он решает, что разберемся сами. Чем мы и занимаемся, как только выходим из столовой.

— Ну, показывай ключик.

Кэм с гордым видом открывает перстень. Я хмыкаю:

— Подумаешь! У меня не хуже!

Брат ахает и выхватывает медальон, чтобы рассмотреть поближе. Тут же заключается мир, и мы вместе идем в сад обсудить находки.