Нор-Тегли вспоминал тот случай, когда он заработал свои последние деньги. Это было более седмицы назад…

Тем днем у основания Хмурой башни прятался некто. Вел он себя странно и подозрительно, явно что-то вынюхивая, за кем-то подглядывая и подслушивая, что творится кругом. Некто был настолько занят своим делом, что не заметил подошедшего к нему гнома, и, когда нищий коротышка ткнул его в спину, дотронувшись до плаща, даже подпрыгнул от неожиданности.

– Господин, – пролепетал гном, вглядываясь в лицо незнакомца. Для любого из тех, кто прожил достаточное время в нищенском пригороде Гортена, стало бы ясно, что этот человек явно не из этих мест. И пусть лицо подозрительного типа было измазано грязью, а одет он был в сильно поношенные одежды – даже последний слепец из шайки Глазастого Ку распознал бы в облике чужака нарочитую маскировку. А если он не отсюда и скрывает свой облик, то у него, возможно, что-то да и найдется в карманах. Подобный прохожий точно достоин называться господином, пока, по крайней мере, не протянет дарящую руку или не отшвырнет просящего в грязь.

– Чего тебе, попрошайка? – оглядевшись по сторонам, спросил незнакомец. Никто из тех, кто видел гнома в предместьях, ни за что не смог бы опознать в нем Нор-Тегли. Все думали, что перед ними просто убогий коротышка. Как-то трудновато было представить себе нищего побирушку-гнома. По мнению людей, сыны гор и предгорий неизменно богаты, шикарно одеты и слишком горды для того, чтобы бродить в подобном виде, валяться пьяными в грязных канавах, спать в сырых подвалах или просить подаяние.

– Господин, не подадите ли сирому да голодному на кусок хлебной лепешки, ради Хранна Милостивца и Синены Заступницы?

Он назвал имена чужих богов, ведь его бог здесь был не в особом почете. Для всех остальных его бог был давно мертв. Уже не раз ему приходилось употреблять эту фразу. Сперва его коробило, но вскоре он настолько привык, что уже не думал о сказанном как о предательстве веры и религии предков. Эти слова он слышал от других нищих – тех жалких людишек, что обитали в туннелях под городом или в полуразваленных лачугах здесь, в предместьях.

– Пошел прочь, мерзкий карлик. – Господин поспешил отойти на пару шагов от попрошайки. Было видно, что в его планы (какие бы они там ни были) не входило с кем-то здесь общаться.

Гном вздохнул и побрел прочь – не впервой ему отказывали, но прилипчивой, словно пух чертополоха на смоле, наглостью местных обывателей он еще не обладал. Хорошо хоть в лицо не плюнули и бока не намяли…

– Эй, ты, – приглушенно позвал его человек, видимо, передумав. – Постой-ка. – Незнакомец поманил его к себе рукой, все так же подозрительно оглядываясь по сторонам. – Карлик, ты хочешь заработать три медяка?

– Конечно, сэр! – Глаза бородача на миг жадно загорелись, но тут же вновь поблекли.

– Ты все тут знаешь? – Подозрительный господин обвел рукой окрестности. Гном кивнул. – Что ты слышал о новых людях, что приходят сюда? Чужаки разные…

– Вроде вас, сэр? – усмехнулся гном. – Здесь таких хватает. Все, в кого ни плюнь, подаются в столицу, еще не зная, что их надеждам здесь не суждено сбыться. Вас, господин, интересует кто-то конкретно?

Человек на мгновение задумался. По его лицу было видно, что он не хочет идти напрямик, не желая рисковать каким-то своим делом, но при этом времени у него не то чтобы много.

– Что ты слыхал о беглых каторжниках?

– А у вас к этим ребятам дела али как? – нахмурился гном. Пусть он и не отсюда родом, но уяснил себе предельно ясно, что порой распускать язык не следует – кое-кто может тебе его и отрезать… прямо с головой. Лично для себя бродяга четко решил ни за что не влезать в свары между тайной стражей и местной преступной братией.

– Мои дела останутся при мне, – твердо сказал человек, и в его руке появились монеты. Их было немногим больше обещанных трех медяков. Дрикх Великий! – неужели в перчатке незнакомца блеснул белым серебряный тенрий?! Это все меняло…

– Кое-кто сказал давеча кое-кому, что сам слышал от кое-кого, а тому напел в ухо некто не далее чем два дня назад, что братья Броганы, известные конокрады, бежали прямо из петли и обосновались не где-нибудь, а именно здесь, на чердаке у Толстухи Мо. Эта всем известная дама приторговывает лепешками с крысятиной – советую, господин, пальчики оближете! – и живет в лачуге у Большой Канавы. Это в четырех кварталах отсюда.

– Братья Броганы… – задумчиво протянул человек. – Нет, это не то. Еще… Есть здесь кто-нибудь, кто сбежал с… Теальской каменоломни?

– Не слыхал о таких. Сплетни, правда, бродят по улицам об одном убивце, что прикопался где-то поблизости, но, как рассказывал кое-кто историю, услышанную от кое-кого, одному своему приятелю, когда я подслушал, его привезли на черной карете, что появилась здесь со стороны нового дайканского тракта, проходящего, как всем известно, и мимо Теала. И он протирает зад неподалеку от сгоревшего дома на улице Грызов или еще где. О подобном наверняка знает Уорл Ловкие Пальцы, что лучше всех играет в кости у «Трех Голубиц» подле Большой Помойной канавы. Если нужно, у него все и спросите. Только не говорите, кто вас к нему послал. И еще… моя плата.

– Хоть ты мне и не сильно помог: бродяги на черных каретах, братья-конокрады да и прочее… ладно, держи… Говоришь, «Три Голубицы»?

Гном кивнул и поспешно протянул руку за деньгами…

Нечего удивляться, что пять медных грошей и один серебряный тенрий быстро испарились, как ночной призрак, попавший в полосу света от фонаря. Прошла какая-то седмица, а у бродяги-гнома уже с вечера не было ни капли во рту, и вездесущий Вчера вновь стал ему докучать своим гнетущим присутствием.

– И нечего там нашептывать, – пробурчал себе под нос Нор-Тегли. – Скоро тебе снова на покой… О чем бормочешь? Хе-хе… Да-да, дружок. – Бородач резко дернул головой, будто получил крепкую затрещину, и несколько раз судорожно моргнул. – У меня есть еще… еще кое-что… Вскоре я куплю себе много эля. На пару-тройку деньков мы простимся с тобой… Я знаю, что не должен отдавать его, но… кто мне что скажет или сделает? Дрикх спустится самолично, чтобы покарать меня? Да будь он таким прозорливым, уже отбил бы мне голову своим молотом только за мысли о том, чтобы хотя бы просто расстаться с его знаком – не то чтобы продать его. Ты не отговоришь меня, Вчера… Я так устал от тебя… я уже не могу… Но все, тише-тише. Не произноси ни слова. Я уже вижу этого человека. Не стоит мне с тобой общаться при нем… Меня все и так считают из-за тебя безумцем. Еще бы – к ним же не приелась, словно репейник, проклятущая тень… Все. Тсс!..

Гном вышел на площадь, точнее, просто на обширное заболоченное пространство между нависающими домами, которые в тумане казались угловатыми обломками скал. В центре располагался колодец, говорят, вырытый так давно, что никто и не упомнит, когда именно. Только здесь во всех предместьях можно было раздобыть чистую воду. Да и то – приходилось платить за каждое ведерко по медяку тому, кто объявил себя единственным хозяином этого места!