Вырвавшись на просторы Гранд-канала, мы переглянулись, и я издала нервный смешок. До сих пор я всегда была пай-девочкой и вдруг осмелилась поступить так опрометчиво! Лео тоже засмеялся.

— Куда мы едем? — спросила я.

— Увидите, — все так же обаятельно улыбаясь, ответил он.

Мгновение я гадала, уж не похитили ли меня. В школе мы, девчонки, слышали об торговле белыми рабынями, а я, как говаривала тетушка Го, была ужасно наивной. Но этот юноша совершенно не вязался с моими представлениями о работорговцах, мне казалось, что они выглядят совершенно иначе.

— Ну так расскажите же о моих котятах, — попросила я. — С ними все в порядке?

— Им очень повезло. Оказалось, у нас в Венето развелись крысы, так что наша кухарка отвезет их в поместье, а управляющий будет кормить, пока из них не вырастут настоящие крысоловы.

Я испустила легкий вздох облегчения, надеясь, что собеседнику можно верить. Никакого опыта общения ни с мальчиками, ни с мужчинами у меня не было, а с незнакомыми иностранцами и подавно. Мне хотелось ему доверять, а он предложил сопровождать меня вместе с тетей на фестиваль искусств. Наверно, из этого следует, что он достоин доверия, ведь так?

Мы добрались до конца Гранд-канала, туда, где он вливался в лагуну. Справа маячил огромный храм с белыми куполами. Когда мы начали движение вдоль променада, на воде заискрились отражения огней. Хотя стоял поздний вечер, тут кипела жизнь, прогуливались люди, до нас долетали звуки музыки и смех. Я понадеялась, что Лео, быть может, привез меня сюда повеселиться, но потом сообразила, что не одета для вечернего выхода. Тем временем мы продолжали плыть, миновали площадь Святого Марка, и вот уже слева от нас не осталось ни зданий, ни людей, одна только темнота, а мне, конечно, снова стало неспокойно.

— Куда мы едем? — дрожащим голосом спросила я.

— Я хотел отвести вас на биеннале, — сказал он, — но, к сожалению, ночью там закрыто. Зато я могу показать, где она находится. Это Джардини, наш городской сад. Мое любимое место.

С этими словами он подвел лодку к причалу, выпрыгнул, крепко привязал ее и протянул мне руку. Я сошла на берег, а он нагнулся и вытащил из лодки корзину.

— Что это? — поинтересовалась я.

— Я хотел как следует угостить вас, пока вы тут, — объяснил он. — Ресторан ваша тетя не разрешила бы, значит, остается пикник. Идемте, я покажу свое любимое место.

— Пикник? Может, вы не и заметили, но вообще-то сейчас темно, — удивилась я.

— Разве есть закон, запрещающий устраивать пикники в темноте? Очень сомневаюсь.

Лео взял меня за руку — замечательное ощущение; я сразу поняла, что мне с ним ничто не угрожает. Дорожка вилась среди величественных старых деревьев и зарослей кустарника, причем некоторые кусты стояли в полном цвету. Тут и там попадались фонари, и света как раз хватало, чтобы видеть, куда мы идем. Время от времени мимо проходили другие пары, повстречалась нам и пожилая дама, выгуливавшая свою собаку. Жизнь в Венеции даже в такой поздний час шла своим чередом!

— Видите, вон там, за деревьями? — показал Лео. — Это павильон Германии. — Я разглядела белое здание с колоннами, как в храме. — А там павильон Англии. Их тут много разбросано по всей территории. Жаль, что я не могу отвести вас ни в один. Придется обходиться тем, что снаружи.

Он остановился у скульптуры, изображающей греческого бога, над которой потрудились дожди и морская соль. Постамент обвивала виноградная лоза, а по обе его стороны росли кусты.

— Вот эта статуя — моя любимая, — сказал Лео, проводя ладонью по руке бога, словно тот был живым.

— Его правда изваяли в Греции?

— Наполеон поставил его здесь, когда велел заложить этот сад, — объяснил он. — Я не знаю, привезли его из Греции или сделали специально, чтобы поставить здесь, в тысяча восьмисотом году. Тут повсюду подобные скульптуры.

— У него печальный вид, — сказала я, всматриваясь в бородатое лицо.

— Опечалишься тут, когда тебя постоянно разъедает морская соль, — отозвался Лео, коснувшись кисти руки бога, на которой сохранились лишь обрубки вместо пальцев. — А знаете, что мне еще здесь нравится? Вот это большое старое дерево у него за спиной. Вроде бы оно называется платаном. Когда я был мальчишкой, то любил прятаться между статуей и деревом. Заберусь туда и играю, как будто оказался на необитаемом острове, совсем один, или шпионю за людьми, которые проходят мимо.

— А я все время пряталась в саду у нас за домом, — сказала я. — Играла, что я кролик или белка.

Лео напоследок погладил статую.

— Вам нужно вернуться сюда и нарисовать его, — предложил Лео. — Ему это понравится — оказаться в вашем альбоме.

— Вряд ли тетя Го одобрит. На нем же нет одежды.

— Но сад-то она одобрит наверняка. Все англичане любят сады, правда же?

— У нас уже почти не осталось времени. Мы проведем в Венеции еще один день, и все.

— Но вы вернетесь сюда, когда станете знаменитой художницей.

Я не могла не улыбнуться, услышав эти слова.

— Когда я смотрела здешние картины, то, наоборот, боялась, что никогда не дорасту до таких высот.

— Но это было искусство прошлого. Вы же наверняка видели Пикассо, Дали, Миро? Они нарушают все правила. Изображают мир таким, каким он им видится. То, что у них в Сердцах. Вот и вы должны делать так же.

— Я надеюсь, что смогу. Люблю писать красками и рисовать, и папа, спасибо ему, согласился оплатить мне художественную школу.

— А чем занимается ваш отец?

Я поморщилась и сказала:

— Его ранили во время мировой войны. Даже не ранили, он отравился газом, и у него серьезно повреждены легкие. Какое-то время он пытался снова, как до войны, работать в Сити, но в последнее время мало что делает. Он получил небольшое наследство, на него-то мы и живем. Папа сделал инвестиции, и, кажется, довольно удачно. Я училась в закрытой школе, и сестра тоже скоро туда поступит.

— А братья у вас есть?

— Нет, только сестра, и она гораздо младше. Понимаете, нас разделяет война. — Я помолчала. — А у вас братья есть?

— К сожалению, нет, я единственный сын в семье, у меня две сестры. Одна ушла в монастырь, а вторая вышла замуж и регулярно рожает детей, как и положено хорошей итальянской жене.

— А вам хотелось бы иметь брата?

— Конечно, и лучше старшего. Тогда он взял бы бизнес в свои руки, а я мог делать со своей жизнью, что захочу.

— И что же вы хотите?

— Путешествовать по свету. Коллекционировать прекрасные вещи. Может быть, открыть художественную галерею. Может быть, написать пьесу. У меня целая куча совершенно непрактичных желаний, которые я никогда не смогу осуществить. Мой отец — человек могущественный и властный, у нас судоходная компания. Наша семья занимается коммерцией со времен Марко Поло, отец — хороший друг Муссолини, так что… к нам вроде как благоволят.