Музыка звучала. Бодро, резко, остро, синкопировано, весело, по-хулигански… Вполне Армстронг, вполне «The Dummy song», вполне… Наконец, гася рукой звук хэта, Арчи ставит точку. Закончили. Кода.

– Ну что, не плохо, не плохо для начала. Молодцы. – Опуская руки, и поворачиваясь, заметил маэстро, вновь становясь взрослым и серьёзным.

Увидел стоящих в дверях Толяна и Боба, за ними несколько девчонок в ярких куртках и шапочках, и… Ещё какие-то люди толпились, человек… несколько. Все с удивлёнными лицами, любопытными. Уважительными! Информация о московском госте по городу разнеслась быстрее ветра. Так и должно быть, всегда так. Тем более, такой гость, и в такое время! Прямо от автостанции и до… самого главы районного поселения, не считая простых обывателей. И если музыканты пришли на обычное занятие, фанатки, как всегда фанатить, то другие, особенно зам главы городского поселения по культуре и социальным вопросам была послана главой именно за гостем. Такого рода нежданный московский гость, мог стать возможным движителем дел в городе, и не просто дел, а знаковых, особо значимых.

Но, гость отказался, поблагодарил зам главы, сказал, что «политикой» не занимается, бизнесом тоже, не его «тема», остался с музыкантами. «Колбасились», в смысле репетировали, почти до глубокой ночи. Своеобразный мастер-класс ребятам маэстро дал. Почти каждому, в отдельности и всем вместе. Так здорово получилось, так классно! Фанатки вообще от него фанатели. Несколько раз ему кофе заваривали, за пирожками по домам бегали. А курил он – не прерываясь. Что тебе волобуевская дымовая труба, когда солярка была. Отпад! Остальные – девчонки – курили в коридоре. Левон Ваганович явно был в ударе. Веселился, хохмил, анекдоты рассказывал. Вспоминал своё музыкальное «детство». А что он вытворял за инструментом, о! ТТ, Толян, руководитель, влюблённых глаз с маэстро не сводил, да и все остальные. Кстати, вокал Вилли, в «She's Funny That Way», из репертуара Френка Синатра, Саркисов раскритиковал, не за английский язык, а за возраст.

– Эта песня не для тебя, Вилли, – сказал он, – не обижайся. Она возрастная. Не для тебя. Ты её сможешь петь лет этак через двадцать, двадцать пять. Когда в тебе жизненный опыт будет, этакая мудрость, солидность. А сейчас… Лажа! Молодёжный вопль, детский крик на лужайке. А вот аранжировка, и оркестровое сопровождение – хороши. Где ноты взяли, кто вам написал, Анатолий?

– Да, дядь Левон, это ТТ у нас всё пишет, – воскликнул Арчи, барабанщик. – И Вилли пишет, и Боб… Они у нас…

– Ааа! – похвалил Саркисов. – Сразу три таких сильных музыкантов на один коллектив – это дорого стоит. Редкое явление в самодеятельности. Далеко можете пойти.

– А нам далеко не надо, – ответил Стас, – нам итак хорошо. Только, приезжайте почаще…

– Левон, а вы вообще как у нас оказались, в этом… ну, в нашем Волобуевске? Это же от Москвы чёрте где! И зима.

Саркисов не стал раскрывать истинную причину своего появления, не переставая музицировать на электрооргане, схитрил:

– Да я же говорю, случайно. Не на той станции вышел, задумался, покурить вышел, а поезд – туту – и ушёл. А другой, какой мне нужен, сказали, будет утром. Вот я и остался. А когда, там, на станции, сказал, что хочу познакомиться с хорошими музыкантами, которые джаз играют, би-боп, хип-хоп, или фолк, мне на вас указали. Мол, есть такие, ненормальные, только в Волобуевске. Да это недалеко, сказали, рядом. Вот я и приехал.

Поверили ему или нет, было не ясно, но говорил он правдиво, весело, с улыбкой, перемежая слова отвлекающими музыкальными пассажами.

– А давайте-ка я вам кое-что распишу, как раз для вас, для вашего состава. – Предложил вдруг Саркисов.

– Да?!

– Конечно!

– Если можно.

– Можно, можно, – попеременно щуря глаза от сигаретного дыма, ответил маэстро, – давайте тетради…

Через двадцать минут оркестр уже проигрывал свои партии, а ещё через десять, почти свободно исполнял «Hello, Dolly». В основном для трубы Стаса. Правда, ненадолго застопорились на вступлении. Боб должен был изобразить игру на банджо. Маэстро показал Борису как добиться на гитаре такого эффекта, и специфического тремоло кистью руки… И получилось! Боб был в восторге (такая школа!)

напевая, хрипел в микрофон Саркисов, ревниво косясь на исполнение Стаса. Тот, в это время, остро и экспрессивно выводил музыкальную тему на трубе. Вилли, «выщёлкивая» басовые синкопированные ходы, задорно размахивал грифом бас-гитары, Арчи, за своей «кухней», вообще почти «вытанцовывал».

Пока музыканты разучивали «Hello, Dolly», Саркисов набросал партитуру для двух других солистов: Боба, сакс-альт, и Билла, Бориса Крутого, соло-гитара «Lilly was here». И сразу для Бориса, соло-гитара, «Europе», из репертуара Карлоса Сантана. Набросал гармонию, основные «ходы» и партию для солиста-гитариста. Партия, как он и все остальные музыканты отметили, не сложная, но напевная и с применением педали эффектов Touch Wah Vintage. Боб был в восторге. Такая интересная вещь, в смысле солешник, вся на легато, с грустью, с настроением… и музыкальные спецэффекты.

Когда Левон за органом наиграл её, девчонки немедленно принялись танцевать, влюблённо глядя на Саркисова и Бориса, Боба. Они вообще за каждую «вещь» голосовали ногами, танцевали. Такой уматный дядька, такие музыканты… О!

Только заполночь девчонки разошлись по домам. Музыканты и Саркисов остались. Что-то играли, разговаривали… Саркисова слушали… Он непрерывно курил. Разгонял дым рукой… Шутил.

Почти без сна, так ночь и прошла. Рано утром, Ленкин брат, по-холодку, отвёз на легковушке – Саркисова, Ленку, Толяна, Вилли, Арчи (другие провожающие не поместилось) на железнодорожную станцию. Проводили гостя. Не гостя, маэстро.

– Иван Маратович, – часов в десять утра, уже в дороге, как только вагон-ресторан открылся, сидя за столом, ожидая свой заказ, Саркисов позвонил на сотовый заместителю министра культуры. – Извини, дорогой, это я, Левон. Не рано?

– А, привет, дорогой, привет. Нормально. – Приглушенным голосом ответил Давыдов. – Не замёрз? Только быстро, пожалуйста, у меня совещание. Ты где?

– Отогрелся. Уже в поезде. Еду обратно. А как там, у нас?

В ресторане было малолюдно, но тепло. Витал аппетитный запах. Выстукивали колёса. Неспешно передвигались не выспавшиеся официанты. Монотонно раскачивались занавески. Тонко бренчали бутылочки столового прибора. За окном мелькали заснеженная пастораль. Невидимое в облаках солнце безуспешно высвечивало пространство. Зима. Скучно всё и не интересно. Никакой романтики.

– Хреново! Коммунальщики, как всегда, козлы!

– Опять не ожидали?

В телефоне послышалась ненормативная лексика в адрес коммунальщиков.