Гельмгольц и Дюбуа-Реймон – будущие корифеи физиологии XIX века) образовали “незримый колледж”, вошедший в историю под именем физико-химической школы. Они разрушили виталистские предубеждения и отказались от установки на исключительность психического в общей системе природы.

Вожди этой школы – Гельмгольц, Дюбуа-Реймон, Карл Людвиг, Брюкке и другие – были учителями и вдохновителями тех, кто в последующий период сделал психологию опытной наукой» (Ярошевский, История…, с.194).

Витализм – это всего лишь представление, утверждающее, что все жизненные органы живого существа имеют внутреннюю жизненную силу или энергию. Я коснусь этого чуть подробнее, когда буду говорить об учителе Гельмгольца и Вундта Мюллере.

Гораздо важнее другое: эта самая Клятва на крови! Как вы понимаете, она никак не может относиться к поиску истины. Истина сама определит, в каких категориях надо ее объяснять. Ничего, кроме внутринаучной политики, за этим нет, и похоже, это лишь на тайное общество революционного или террористического толка…

Вот так начиналась естественнонаучная революция в Европе. И отсюда она экспортировалась в Россию Сеченовым и другими русскими интеллигентами.

«Сеченов окончил в Петербурге военное Инженерное училище, получив высшее инженерно-техническое образование, а затем медицинский факультет Московского университета. На третьем курсе он увлекся психологией, считавшейся тогда философской дисциплиной, и эта, как он ее назвал, “московская страсть к философии” сыграла впоследствии важную роль в его творчестве.

Окончив университет, он отправился в Германию в лаборатории Гельмгольца, Людвига, Дюбуа-Реймона и других.

Вернувшись в 1860 году на родину, Сеченов создал в петербургской Медико- хирургической академии первую русскую физиологическую школу, имевшую поначалу физико-химическое направление» (Там же, с. 229).

Клятва на крови вылилась у Сеченова в создание «мозговой машины», состоящей из множества «механизмов». Теперь психология изучает душу человека как некую машину…и вместо сердца – пламенный мотор. Человек- машина пошел по земле в светлое демократическое будущее, где демосом являются те, кто придет нам на смену…

Именно в этих условиях Кавелин и заявляет о том, что психология – это наука о душе, нужная для познания себя… Нужно ли объяснять, что он не мог быть признан наукой!?

Идея прогресса, то есть Света, льющегося с Запада в Россию, так глубоко засела в наших умах, что нам кажется, что все западные работы значительно предшествуют русским. А наши мыслители лишь относительно творчески перерабатывают то, что плодит Запад.

В действительности, если приглядеться к тому, в какой обстановке Кавелин пишет свои «Задачи психологии», а он пишет их десять лет, с 1862 по 1872 годы, то вдруг выясняешь, что он работает одновременно с классиками западной науки и вполне независим от них.

Я уже говорил исходно, что понять Кавелина можно, лишь разобравшись с тем, что происходит в его время в Германии. Дело в том, что после Французской революции творческая сила Франции почти умерла, и она не родила никого, кроме Огюста Конта, кто бы оказал действительно сильное воздействие на развитие мировой психологической мысли. Да и Конт, создавая свой позитивизм, способствовал лишь тому, чтобы душа была окончательно изгнана из рассмотрения, освободив место физиологической машине мозга.

С начала девятнадцатого века психологическая мысль уходит в Англию и Шотландию. В Германии застой, вызванный, вероятно, той самой критикой кантианцев, которые не считали психологию наукой. Застой этот условный, застой лишь в смысле того движения вперед, которым стала психофизиология. В действительности, в это время в Германии и России процветает вольфианство – психология последователя Лейбница Вольфа, однозначно считавшая своим предметом душу. Именно поэтому ее и не признавали наукой.

Тем не менее, те, кто победил, считают, что их психология в начале девятнадцатого века уходит в ассоцианизм и развивается преимущественно в Англии. В какой-то мере ее еще можно считать психологией сознания. Завершится этот период психологии около 1851 года, когда один из крупнейших психологов Англии Александр Бэн напишет своему другу и учителю Джону Стюарту Миллю:

«Я только что закончил черновой набросок первого раздела,… включающего ощущения, потребности и инстинкты. На протяжении всей этой части я все время обращаюсь к материальной структуре рассматриваемых составляющих, ставя себе цель дать в этом разделе полное представление о физиологической основе психических явлений…

Ничего я не желал бы более, чем объединить психологию и физиологию, это могло бы заставить физиологов понять истинные цели и направление своих исследований нервной системы» (Цит. по: Робинсон, с. 386).

На этом ассоциативная психология завершает свое существование, динозавры вымирают, и начинается эра новых психофизиологических существ…

Существа эти, по преимуществу, жили в Германии.

Начало, правда, заложил чешский врач и анатом Йиржи Прохаска (Прохазка) еще в восемнадцатом столетии:

«Работа Прохазки “Трактат о функциях нервной системы” была написана еще в конце XVIII в., но, по мнению крупнейших современных ученых в ней содержится все, что можно сказать о рефлекторной дуге и сегодня» (Марцинковская, с. 176).

Очень значимая оценка!

Затем некоторые основы новой науки добавили английский анатом и физиолог Ч.Белл и французкий ученый Ф.Мажанди. Но подлинное развитие психофизиологии шло в дальнейшем через труды и лабораторию немецкого физиолога Иоганнеса Мюллера (1801–1858). Именно у него, как вы помните, учились молодые естественнонаучные заговорщики.

Наверное, он был вундеркиндом, как сейчас говорят. Во всяком случае, свою первую значимую работу он написал уже в двадцать пять лет.

«В своей первой работе “К сравнительной физиологии зрительного чувства” (1826) он выдвинул положение о “специфической энергии органов чувств”, которое приобрело широкую популярность и стало на долгое время одной из важнейших закономерностей психофизиологии.

Ученик Мюллера Гельмгольц поставил ее по непреложности в один ряд с законами Ньютона в физике» (Там же, с. 178).

В сущности, Мюллер развивал идею Белла о том, что «качество опыта определяется не свойствами объективного стимула, а теми конкретными нервами, которые реагируют на него…

Однако, если отбросить философский идеализм, то закон специфических нервных энергий локализовал качественные и количественные аспекты опыта в нервах, то есть в природе. Он придавал эпистемологии биологическое свойство, поскольку теперь природа знания была неизбежно связана с характеристиками “органов знания”» (Робинсон, с. 388).

Иными словами, усилиями Мюллера человеческая душа или сам человек были, наконец, превращены в машину, которая поддавалась математическому описанию. А значит, давала возможность плодить вокруг себя полноценное научное сообщество. Вот то единственное настоящее основание, на котором собрался кружок физиологов и террористов, крови не боявшихся…

Однако не буду переутомлять ни себя, ни вас излишними подробностями естественнонаучной борьбы. Скажу только, что «Основы психофизики» немецкого физика Фехнера появились в 1860, то есть всего за два года до того, как Кавелин начал свои «Задачи психологии».

Основные работы Гельмгольца вышли уже тогда, когда Кавелин писал свои «Задачи психологии». «Физиологическая