службу ЖКХ, таксопарки, Ленгаз, капитанов судов на Неве, диспетчера порта, Центр управления воздушным движением Пулково. При элементарных навыках анализа инфы можно было каждый момент не только знать, где что горит и какую трубу прорвало, но и четко контролировать передвижение мэра по городу, приезжать на каждое убийство до криминалистов, встречать Ельцина почти у трапа президентского самолета, быть в курсе любых мелочей и выбирать, что сегодня интереснее зрителю и мне самому: трупы двух девочек, прыгнувших с крыши купчинской[56] высотки, убитый метким выстрелом в глаз модный адвокат из тамбовских[57], проститутка с отрезанными маньяком сиськами в колпинской[58] общаге, бомж, убитый авторучкой в ухо, лежащий в луже крови возле общественного туалета на въезде в Петропавловку[59], буксир, задевший опору Ладожского моста, или двое утонувших в чане для брожения пива на «Красной Баварии». Ох, веселое время было, насыщенное. Со мной боролись все кому не лень. Вешали наружку, слушали десяток телефонов, которые я менял каждую неделю, расшифровывали наш специфический язык общения со съемочными бригадами: «Четверочка, на Литейном опарыши, дом 17, мансарда» (мумия повесившегося бомжары). Или: «Второй, скорее на Ленинский, 48, узкопленочные крошат батон на соседей» (вьетнамцы в общаге подрались). Так и набиралось по десять-двадцать сюжетов для ежедневного «Вавилона» — единственной информационной программы, которую готовила действительно не зависимая ни от кого команда под моим началом на «Русском видео».

Костя Могила был профессиональным гангстером, причем крайне нетипичным для Петербурга. Точнее, было два криминальных лидера, ориентированных не на классических бандитов, а на воровские ценности и интегрированных в московскую среду, — он и Паша Кудряшов[60]. Кудряш был поскромнее, потише. Засиженный[61]. Костя — из хорошей семьи: папа — директор секретного оборонного НИИ Кароль Иосифович Розенгольц, отсидевший много лет в сталинских лагерях по 58-й статье, мама — преподавательница музыки. Костя родился в 1954 году, окончил техникум (не какой-нибудь, а физико-математический), увлекся спортом, стал чемпионом по вольной борьбе, служил в спортроте, демобилизовался и стал, как и вся продвинутая часть ленинградской молодежи тех лет, крутиться возле Галеры[62]. Правда, в отличие от Тинькова[63], Сабадаша[64], братьев Мирилашвили[65] и прочих выходцев из мелкоспекулянтской среды, просто фарцовка Костю не привлекала. Да и сотрудничать с ментами он не хотел (а вся Галера сотрудничала). Костя нашел себе более влиятельную крышу — военную разведку.

Паренек сразу сошелся с серьезными людьми — валютчиками и цеховиками, производившими «импортный товар»: поддельные джинсы и аксессуары, обувь от армянских подпольных цехов. Вскоре стал инкассатором, возил на Кавказ выручку от торговли — миллионы рублей. Набрал штат охранников из спортсменов, основу своей будущей бригады. Еврейская и цыганская кровь, прекрасное воспитание, спортивная сила воли, колоссальные амбиции, острый ум и умение вести разговор с самыми разными людьми на равных, от воров-законников до чиновников разного уровня, приглянулись в «Крестах»[66], куда он залетел случайно за вымогательство на три месяца. Там очень быстро к нему присмотрелись воры, уже тогда испытывавшие дефицит представительства в Ленинграде. Так сложилось, что воровской закон на берегах Невы не пользовался популярностью — то и дело возникали группы рэкетиров, не чтивших великую воровскую Россию и ее большой стиль. Феоктистов[67], тогдашний безусловный лидер криминального мира Северной столицы, сидел, причем, по мнению воров, скурвился, ссучился и покраснел — работал бригадиром-нарядчиком и сотрудничал с администрацией колонии. А Костя идеально подходил на роль будущего смотрящего: железная выдержка, понимание структуры системы, умение держать слово и четкое следование правилам игры.

Костя вышел по УДО и стал работать на Южном кладбище могильщиком. Но он не просто виртуозно орудовал лопатой, как Ойстрах — смычком (говорят, Могила поставил рекорд, достойный Гиннесса: одной совковой мог выкопать в глине стандартную яму в два кубометра грунта за сорок минут), но и сумел объединить коллектив в правильный профсоюз без штрейкбрехерства и всякого демпинга. Вскоре ушел на повышение — братва интересовалась не только расстрельной валютой[68], но и чеками Внешпосылторга. Так Костя стал главным в городе по магазину «Альбатрос» возле управления Ленинградского морского порта — и понеслась. Могила уже не просто скупал чеки и доллары c фунтами, а стал арбитром, решальщиком, судьей и держателем общака[69]. К концу восьмидесятых он был самым влиятельным человеком в питерской криминальной среде, так как промышлял не мелким рэкетом, взимая дань с торговцев и кооператоров. Он контролировал серьезную контрабанду, умудряясь не становиться барыгой[70], при этом изначально ориентировался на большой бизнес в качестве абсолютно независимого лидера.

В подручные Костя взял Володю Кулибабу, жестокого молодого спортсмена-борца, гагауза из Одессы, и юного борца Дениса[71], сына самого известного организатора свадеб и прочих торжеств Геннадия Волчека. Кулибаба был по боевой части, Дениска — по финансовой. Надо сказать, что Могила не терпел дешевых понтов. Свой гангстерский синдикат он собирал не просто из решительных и отважных парней. Одним из главных условий было благородное происхождение (из известных в городе семей), образование и умение себя вести прилично: разговор поддержать, за столом себя вести как надо, с дамами общаться, не пукать и в носу не ковырять. Вскоре появились менеджеры: Вадим Жимиров, ушлый кооператор-цеховик, решивший создать в Питере крупнейшую торговую сеть элитных продуктов, рекламисты и редакторы, художники (например, Белкин[72]), адвокаты и депутаты, чиновники и военные отставники, знающие вопросы тыла и цветмета — именно структуры Могилы смогли продать на Запад тысячи тонн цветмета из разобранных ракетных шахт Ленобласти.

Костя к середине девяностых практически отошел от крышевания бизнеса, сумев стать смотрящим от воров клана Деда Хасана[73], фактическим контролером грузопотоков через морской порт и посредником в скупке сельхозземель у мэрии и правительства Ленобласти. Об этом надо рассказать подробнее. Во второй половине девяностых основные финансовые потоки шли именно через морские схемы, где деньги были огромные и офшорные. Перевалку грузов, аренду причалов и даже лоцманскую проводку оплачивали не на территории России, а переводя со счета одной кипрской компании на счет другой. Миллиарды долларов в год. Плюс серые таможенные схемы. И Костя мог манипулировать этим, взяв под контроль рабочую силу в порту. Как гангстеры тридцатых годов в Америке управляли профсоюзами, так Могила в девяностых манипулировал стивидорными компаниями[74].

Было это настолько откровенно и опасно, что власти Костю просто боялись. При посредничестве ФСБ в порт все время интегрировались тамбовские, чтобы уравновесить его влияние. Подключались серьезные силы вплоть до администрации Кремля. Создавались новые стивидорные компании,