Если не считать этих скудных сведений о еретическом учении катаров и об упоминавшемся выше «Требнике», нескольких намеков на их догмы, содержащихся в уставах соборов, созванных для того, чтобы бороться с этой ересью между 1179 (III — вселенский — собор в Латеране) и 1246 годами (собор в Безье), а также нескольких приговоров, вынесенных катарам судом Инквизиции, мы почти ничего не знаем об учении катаров. Зато из текстов уже упоминавшихся летописцев и из намеков, сделанных двумя окситанскими поэтами, сочинившими «Песнь о крестовом походе против альбигойцев», следует, что ересь распространилась по всему югу Франции, от Гаронны до Средиземного моря. Эти авторы единодушно называют Тулузу очагом ереси; так, Пьер де Во-де-Серне в первых же строках своей «Альбигойской истории» заявляет:

Нелишним будет уточнить здесь, что Пьер де Во-де-Серне писал эти строки между 1213 и 1218 годами (крайние даты), два столетия спустя после того, как в Лангедоке появилась катарская ересь; стало быть, мы можем заключить из его слов, что к этому времени катарское учение широко распространилось в тех краях. Приблизительно за полвека до того, как прозвучал призыв к крестовому походу против альбигойцев, в 1145 году, сам святой Бернар, посланный настоятелем Клерво с миссией на тулузскую землю, такими безрадостными словами описывал состояние религии в этой местности:

Примерно тогда же, когда Пьер де Во-де-Серне писал свою «Альбигойскую историю», окситанский поэт Гильем из Туделы приступил к сочинению своей «Песни о крестовом походе против альбигойцев», в которой звучит тот же тревожный тон:

С другой стороны, огромное число местностей, на которые обрушились войска крестоносцев под предводительством их не знающего жалости полководца, Симона де Монфора, наводит на мысль о том, что катары обосновались повсюду к югу от Гаронны: Пьер де Воде-Серне перечисляет около полутора сотен населенных пунктов Окситании, пострадавших во время альбигойского крестового похода. Наиболее значительные из них (в хронологическом порядке) — Безье, Каркассон, Кастр, Памье, Ломбер, Альби, Лиму, Монреаль, Монже, Монферран, Кастельнодари, Каюзак, Нарбонн, Муассак, Кастельсарразен, Отрив, Мюре, Марманд, Родез и, разумеется, Нарбонн и Тулуза, не считая провансальских городов (Бокер, Ним, Монтелимар). Во всех этих городах, где жили и проповедовали совершенные, было множество катаров, и можно предположить, что из-за их внешнего облика, из-за тайны, окружавшей «дома еретиков», а также благодаря своим делам милосердия и проповедям они привлекали внимание и, должно быть, часто пробуждали любопытство у народа, вызывая тем самым недовольство местного духовенства.

* * *

До нас не дошло ни одного ни официального, ни тайного документа, в котором речь шла бы о структуре катарской Церкви, кроме уже упоминавшегося «Требника». Однако нам известно из сочинений Пьера де Воде-Серне и Гильома де Пюилорана, что она состояла из двух ступеней: в каждой области был свой катарский епископ, которому помогали «старший сын» и «младший сын». Перед смертью этот епископ передавал свой епископский сан посредством ритуального наложения рук старшему сыну, которого сменял в этом звании младший сын, чьи обязанности перепоручались новому младшему сыну, избранному из числа местных совершенных. Каждый город или другой крупный населенный пункт был поручен заботам диакона, которого назначал епископ и которому помогало более или менее значительное число совершенных, в том числе — необходимо это подчеркнуть — и совершенных женщин: не будем забывать о том, что Окситания была страной трубадуров и куртуазной любви и женщина пользовалась там куда большей моральной независимостью, чем во французском королевстве. В то же время сама природа катарской религиозной системы понятий не сочеталась с обращенной к внешнему миру культурной жизнью, равно как и с золотом, и роскошью католической Церкви; у катаров не было ни обедни, ни вечерни, ни совместной молитвы, ни крестного хода, ни открытых, доступных для всех таинств (крещения, причастия, брака); все у них происходило при закрытых дверях, в тишине и тайне «домов еретиков», как их обыкновенно называли посторонние.

Что касается катарского учения, оно частично опиралось на Евангелия (но отвергало догмат Троицы, сближаясь в этом вопросе с арианской ересью, о которой говорилось выше), а также на учение Апостолов и манихейство богомилов; весьма скромные обряды катаров, связанные с принятием мужчины или женщины в катарскую Церковь в качестве верующих или переход из состояния верующего в состояние совершенного (или совершенной) были подчинены строгим правилам, известным нам из свода молитв и ритуалов посвящения, обычно упоминаемого под названием «Катарского требника».

Вот как в этом «Требнике» описан обряд, предваряющий вступление в катарскую Церковь:

«Если верующий [католик] пребывает в воздержании [в ожидании, пока его примут в ряды катаров] и если христиане [это слово употребляли совершенные для обозначения самих себя, поскольку считали себя единственными истинными последователями Христа, отказывая в этом католикам] согласны дать ему молитву [принять его в свои ряды], пусть они умоют руки, и верующие [катары, не принадлежащие к числу совершенных], если таковые есть среди присутствующих, тоже это сделают. Затем один из совершенных, тот, кто следует за Старейшиной [катарский священнослужитель, принимающий допущенного к посвящению], должен трижды поклониться Старейшине, затем приготовить стол, а затем снова трижды поклониться. Затем он должен произнести: «Benedicite, parcite nobis»[31]. Затем верующий должен совершить melioramentum[32] и взять книгу [Евангелие] из рук Старейшины. А Старейшина тогда должен прочесть ему наставление с подобающими случаю свидетельствами [прочесть соответствующие места из Нового Завета].