— Необходимое разрешение на эксгумацию у нас есть, — сообщила она по пути на кладбище.

Дождь, во всяком случае, на время прекратился. Было тепло благодаря ветрам со стороны Санта-Аны.

— Расскажите нам поподробнее об этом убийстве, Нэнси, — попросила Джамилла. — Им занимались вы, верно?

Детектив кивнула.

— Да, я. Равно как и все остальные сыщики нашего города. Дело гремело на всю округу и навевало жуткий страх. Мэри Элис Ричардсон училась в католической средней школе. Ее отец — всеми уважаемый врач. Она была милой девочкой, немного диковатой. В общем, совсем еще ребенок, пятнадцатилетний подросток.

— Вы сказали, Мэри Элис была диковатой? — переспросил я.

Детектив Гудс вздохнула и сжала челюсти. Я понял, что это дело запеклось на ее сердце незаживающей раной.

— Она часто пропускала занятия. Не являлась в школу порой по два, по три дня в неделю. Неглупая и сообразительная, получала ужасные оценки и вращалась в кругу сомнительных ребят — любителей экстази, полуподпольных тусовок, черной магии, выпивки, вечеринок на всю ночь. Можно сказать, проблемный подросток. Арестовывали Мэри Элис всего раз, однако родителям она потрепала нервы изрядно.

Джамилла спросила:

— Вы осматривали место преступления, Нэнси?

Я отметил, что она каждый раз обращалась к детективу Гудс довольно почтительно, никоим образом не пытаясь на нее давить.

— К сожалению, осматривала, — ответила Нэнси Гудс. — Потому-то и добивалась разрешения на проведение эксгумации. Мэри Элис умерла год и три месяца назад, а я всю жизнь буду в подробностях помнить, в каком виде ее нашли.

Мы с Джамиллой переглянулись.

Гудс продолжала:

— Убийца хотел, чтобы ее нашли, я сразу догадалась об этом. Тело обнаружили ребята из Политехнического университета, прогуливавшиеся ночью в районе холмов. Наверняка их потом долго мучили кошмары. Мэри Элис была привязана к дереву за босые ноги. Абсолютно голая. На ней оставались лишь сережки и небольшой сапфир в пупке. Ее не ограбили.

— А одежда? — спросил я.

— Одежду мы тоже нашли: брюки, кроссовки «Найк», футболку с изображением «Ред хот чили пепперс». Насколько мы можем судить, никаких трофеев преступник с собой не прихватил.

Я глянул на Джамиллу.

— Значит, он полагается на свою память. Трофеи ему почему-то не нужны. Итак, на типичное серийное убийство не похоже.

— Не похоже, согласна на все сто. Вам известно, что такое скарификация? — спросила детектив Гудс.

Я кивнул.

— Я сталкивался с подобным. Шрамы, раны. В основном на руках и ногах, реже — на груди и спине. Лицо любители скарификации обычно не трогают, боясь, что поднимется шум. Наносят эти раны в большинстве случаев сами их обладатели.

— Точно, — ответила детектив Гудс. — Вот и Мэри Элис либо сама резала себя на протяжении пары месяцев до смерти, либо это делал вместо нее кто-то еще. На ее теле насчитали свыше семидесяти шрамов. Они были везде, за исключением лица.

Белый «субурбан» Нэнси Гудс свернул на покрытую гравием дорогу и въехал в заржавевшие металлические ворота.

— Мы на месте, — объявила детектив. — Приступим к делу. Признаюсь, на кладбище мне всегда не по себе, и о том, чем нам предстоит заняться, я думаю с содроганием. Все это очень печально.

Полностью с ней согласен.

С человеком, который пребывает в своем уме и при этом чувствует себя нормально на кладбище поздно вечером, я не встречался еще ни разу в жизни. Сам я в своем уме лишь наполовину, тем не менее на душе у меня было гадко. Детектив Гудс правильно сказала: вся эта история на редкость печальна, мысли о столь трагическом уходе из жизни молодой девушки нагоняли нестерпимую тоску.

Фоном кладбищу служили холмистые отроги хребта Санта-Лусия. Вокруг могилы Мэри Элис уже стояли три машины полиции Сан-Луис-Обиспо, специализированный фургон судмедэксперта и два потрепанных грузовика без опознавательных знаков.

Четыре кладбищенских работника раскапывали могилу, освещенную ярким сиянием фар одной из полицейских машин. Почва была плодородной и суглинистой и изобиловала червями. Когда углубление в земле достигло достаточных размеров, работу продолжили при помощи канавокопателя.

Представителям полиции, в том числе и мне, оставалось только стоять без дела и с нетерпением ждать. Мы пили кофе, перекидывались ничего не значащими фразами, а также мрачными шутками, но почти никто не смеялся.

Свой телефон я отключил. Разговаривать здесь, на кладбище, с Дирижером или с кем угодно другим у меня не было ни малейшего желания.

Около часа ночи кладбищенские работники наконец докопались до крышки гроба. К горлу подкатил отвратительный ком, но я не отвел взгляд. Рядом стояла Джамилла Хьюз. Ее слегка трясло, но она превозмогала себя.

Нэнси Гудс отошла к своему «субурбану». Умная особа.

Для высвобождения вросшего в почву гроба воспользовались ломом. Послышались душераздирающие звуки, похожие на стоны тяжелобольного.

Зияющая в земле дыра достигала примерно двух метров в глубину и длину и не более метра двадцати в ширину.

Мы с Джамиллой не обменялись ни словом. Все внимание было приковано к разворачивавшейся перед нашими глазами эксгумации. Яркий свет слепил глаза, и я чересчур часто моргал. А дышал неровно и ощущал в горле странную боль.

Мне вспоминались фотографии с места обнаружения трупа Мэри Элис, которые я предварительно просмотрел. Ей было всего пятнадцать лет. Девушку привязали к дереву за ноги в шестидесяти сантиметрах от земли, и она провисела так на протяжении нескольких часов, практически полностью лишившись крови. Тоже четвертой группы. Ее жестоко искусали, ей нанесли множество колотых ран.

На теле жертвы, найденной в Вашингтоне, не было колотых ранений. Что это значит? Почему характер убийств различался? Кому и для чего потребовалась вся эта кровь? Тревожные вопросы беспрестанно крутились в моей голове, и я почти не желал узнавать ответы на них.

Гроб осторожно обвязали потрепанными брезентовыми веревками и наконец-то медленно извлекли из земли.

Дышать стало еще труднее. Я вдруг почувствовал, что не имею права здесь находиться и что страшно виноват. Я подумал, мы не должны были тревожить бедную девочку в могиле и, сделав это, серьезно согрешили. Она ведь и так предостаточно настрадалась.

— Понимаю, мне тоже очень больно, — едва слышно проговорила Джамилла, прикасаясь рукой к моему локтю. — Но мы обязаны сделать это. Другого выхода нет. Вероятно, ее убили те же самые подонки.

— Знаю. Но почему от этого знания мне ничуть не легче? — пробормотал я. — Такое ощущение, будто я полностью опустошен.